"Да,конечно, ты прав, -- услышал явответ, --новсе-таки мы
думаем по-другому". --"Тупицы!" -- можно сказать о них. "Нет, мудрецы!" --
не соглашусь я. Они чтут истину, которая не в словах.
Аведьмногиесчитают,чтослованесутвсебевесьмир,что
человеческое слово исчерпывает Вселенную, что слово вмещает в себя и звезды,
и счастье, и закат, и царство, и любовь, и зодчество, и боль, и тишину... Но
я знаю, человекстоит перед огромнойгорой игорсть загорстью делает ее
своим достоянием.
Янесомневаюсь,чтоархитектор,который спроектировалкрепостную
стену, знает, что такое стена, и по его проекту возможно ее построить. Стена
и есть истина для архитектора. Нокакой архитекторпонимает всю значимость
крепостнойстены?Разве прочитаешьпо чертежу, что стена -- этоплотина?
Поймешь,чтоона --коракедра, укрывающаяживую плотьгорода?Откуда
узнаешь, что она --ограда для усердия, что она -- помощь и что огражденные
незыблемойкрепостьюлюди, поколениезапоколением,будутработатьна
Господа. Для строителей стена -- расчеты,кирпич и цемент. Так онои есть,
стена -- расчеты, кирпич и цемент. Но она и мидель-шпангоуткорабля, и дом,
гдеестьместокаждому.Яверютольковличнуюобособленнуюжизнь.
Обособленная,частная --вовсе на означает ограниченная, скудная.Она--
цветок,она--окнораскрытое,чтобыпонятьвесну.Она--весна,
преобразившаяся в цветок. Если нет ни одного цветка у весны, она для меня не
весна.
Может, иневажна та любовь, скакой женаждет возвращения мужа. Не
важен и прощальный взмахруки.Но этот взмах -- примета чего-то бесконечно
важного.Может, и не важен свет одного окошка в городе --светит маленький
фонарикна корабле,-- ноза ним чья-то жизнь, и уменянет меры, чтобы
измерить ее важность, смысл и значение.
Стены -- кора,кокон. Город-- личинка, город --дерево.Светящееся
окно-- цветок наего ветке. И возможно,за этим окном бледный малыш пьет
молоко,неумеетпокамолиться,играет,шалитистанетзавоевателем
будущего,заложит новые городаиобнесет ихкрепостнымистенами. Он--
семечко моего дерева. Важное семечко, неважное семечко-- откуда мне знать?
Яи не думаю об этом.Ведь яуже говорил: не надочленитьдерево, чтобы
понять и почувствовать его.
Но строитель не подозреваеторастущем дереве. Онуверен, чтознает
толк в крепостных стенах, потому что поставил их. Он уверен: его расчеты--
основа и суть любойстены, подкрепи их кирпичом и цементом, и встанет стена
-- укрепление города. Но смыслстенынесводим к чертежу и расчету, иесли
возникнет необходимостьобъяснить вам,что такое стена, тоясоберувас
вокруг себя, и год за годом выбудете учиться постигать ее, и трудамвашим
не будет конца, потому чтонеттакого слова, чтобы оно исчерпало ее смысл,
суть и сущность.
Ведьи я толькообозначаю что-то знаками, только знак--
расчетыстроителей,и кольцомужскихрук,оберегающее беременнуюжену,
таящую в себе мир и будущее, -- тоже только знак.
Всемы похожиначеловека, которыйбедными своими словами объясняет
печальному, что печалиться ему не о чем, но разве словом справиться с горем?
Или с радостью? Или с любовью? Разве излечивают слова от любви? Слово -- это
попыткасоединиться с сущим иприсвоитьего себе. Вот ясказал"гора" и
забралеевместесгиенами,шакалами,затишками,подъемомк звездам,
выветренным гребнем... но у меня всего-навсего слово, и его нужно наполнить.
И еслия сказал "крепостная стена",то нужно наполнить и это слово. Каждый
по-своемунаполняют его строители, поэты, завоеватели, бледныймалыш и его
мама, которая благодаря этой стене спокойно раздувает огонь в очаге и ставит
греть к ужину молоко,не опасаясь, что ее потревожиткровавая резня. Можно
рассуждать о постройке моих стен, но как рассуждать о самих стенах, если наш
язык не в силах вместить их целиком? Еслизнакверен длячего-то одного и
неверен для чего-то другого?
Желая показать мне город, меня пригласили подняться на гору. "Посмотри,
вотнаш город", --сказали мне. Иязалюбовалсячетким порядком улици
рисункомкрепостныхстен."Вотулей, -- подумаля,-- в котором уснули
пчелы. Ранним утромониразлетятсяпо полям замедом.Людитрудятсяи
пожинают плоды. Вереница осликов повезет в житницы, амбарыи на рынки плоды
их дневных трудов...Город отпускает своихжителейна заре, чтобы вечером
собрать ихс грузомприпасов на зиму. Человек -- это тот, кто производит и
потребляет.Япомогуему,если упорядочупроизводствои распределение,
отладив их, как в муравейнике".
Другие,показываямнегород,перевезлименячерез реку,чтобыя
полюбовалсяимс противоположного берега.На закатномнебенарисовались
темныесилуэты:домаповыше, пониже, побольше, поменьше,и минареты, как
мачты, дотянулись до пурпуровых дымных облаков. Мне показалось, я вижу флот,
готовый к отплытию. Незыблемый порядок, установленный зодчими, перестал быть
сутью города, ею стало обживание новых земель при попутном ветре для каждого
корабля. "Вот, -- сказал я, -- горделивая поступь завоевания. Пусть главными
вмоих городах станут капитаны, только вкус незнаемого, творчество и победа
делаютчеловека счастливым".Исловамои небылиложью,но не былии
истиной, они просто говорили о другом.
Третьи, желая,чтобы яполюбовался их городом,увлеклименя в глубь
крепостиипривеливхрам.Я вошел,и меня обняла тишина,полумраки
прохлада. Я задумался. Иразмышление показалось мне драгоценнейи побед, и
пищи. Я ем, чтобы жить, живу, чтобы побеждать, и побеждаю, чтобы вернуться к
себе ипредатьсяразмышлениям,чувствуя, какширитсядуша втиши моего
отдохновения."Вот, -- сказал я, -- истиннаясущность человека, душа живит
его.