"Вот, -- сказал я, -- истиннаясущность человека, душа живит
его. Главными в моих городах будутпастыри и поэты.Благодаря им расцветут
души".И эти слова небылиложью, но не былии истиной, они опять были о
другом.
Теперь,ставмудрее,янепользуюсь словом "город"для логических
рассуждений, словом "город" я обозначаю все, чтолегло мне насердце, все,
что я узнал и пережил: мое одиночество на его улицах, распределение пищи под
кровом, горделивый силуэтна равнине, прекрасную четкость рисункас высоты
горы. И многое другое, чего мне не дано выразить в слове или что я позабыл в
этуминутуТак как жерассуждать припомощислов,если знак верендля
чего-то одного и неверен для чего-то другого?..
XXII
Мне показалось, что нет ничегодрагоценнейнаследства, какое передают
друг другу люди из поколения в поколение... Не спеша, я иду по моему городу,
смотрю на него с молчаливой любовью и вижу: вот невеста говорит с нареченным
и улыбаетсяемус робкойнежностью,вот жена, она ждет с войны мужа, вот
хозяйка,онавыговариваетзанерадивостьслужанке,воторатор,он
проповедуетсмирение,аможетбыть,необходимостьсправедливости,вот
прохожий, он возмутился, раздвинултолпузевак и встал назащиту слабого,
вотрезчик,он режет слоновую кость и в сотый раз начинает работу сызнова,
приближаясьшагза шагом ктаящемусявнем совершенству. Я смотрю,как
засыпает мой город,слушаюмолкнущий шум, похожийназамирающеегуденье
потревоженных цимбалов, и мне кажется, что звенеть его заставило солнце, как
заставляетонозвенеть летящих пчел, а вечер отяжеляетих,онзакрывает
цветы, запирает аромат, чтобы не вился больше тропкой в русле ветра. Я вижу,
меркнут мои угольки, подергиваются пеплом, укрыв свое достояние -- кто зерно
вамбар, кто детей, игравших на пороге, кто собаку, осла, ктостариковский
табурет...Город мой затихает,словно огонь, дремлющийподпеплом, и все
размышления,молитвы,намеренья, рвение,страхи, сердечныежелания, да и
нет, нерешенные вопросы, ждущие разрешения, ненависть, ожидающая зари, чтобы
начатьубивать,самолюбивыепритязания,ослепшиевтемноте,мольбы,
обращенные кГосподу,оставлены иненужны, словно лестницывзакрытом
магазине, все отложено,все кажетсямертвым, но родовое наследство, никому
не нужное сейчас, неуничтожено, оно сохраняется, и солнце,разбудив улей,
оделитимкаждого,и разберут: кто -- свои поиски, кто -- счастье, кто --
горе, ненавистьили гордыню, икогдамои пчелывновь устремятся к своему
чертополоху и своимлилиям, язадумаюсь:"Чтоже они такое,эти люди --
хранилища множества картин?"
Я знаю: если бымнеповелеливоспитать, научить и наполнитьтысячью
разноречивых биенийеще неодушевленногочеловека,тоязыккаксредство
сообщения был бы для меня мостком слишком узким.
Да, мы способны что-то сообщить, нонаши книгихранятлишь ничтожную
часть общеродового наследия.
Еслия соберудетей, устрою кучу малу и буду
каждого учить чему попало, я пущу на ветер немалуючасть нашего наследства.
Дурнаяучастьждетимоевойско, если янебудуподдерживатьвнем
преемственностьпоколенийинесделаю его династиейбез смутных времен.
Конечно,капралы всегдабудутобучатьновобранцев.Конечно,новобранцы
всегдабудут подчиняться капитанам. Но слова капралови капитановслишком
малы, чтобы передать весь необъятный накопленный жизнью опыт, не сводимый ни
к однойиз формул.Невозможно передать полноту понятиясловом или книгой.
Ведькаждаяжизньопределенавнутреннимипристрастиями,особенностями
восприятия,нежеланиямииустремлениями,образоммыслей,способом
действий... Но еслибы я попробовал все это растолковать, то не осталось бы
вообщеничего. Моя любовьсоздалацарство,но еслия расскажу окозах,
овцах,домах,горах,чтоотнегоостанется?Сокровенноеи сущностное
передается не словом,а приобщением к любви.Любовью, пробуждающей любовь,
передают людинакопленноенаследство. Но отторгнитеодин-единственный раз
одно поколениеот другого,илюбовьумрет.Если старшие вмоемвойске
перестанут заботиться о младших, войско станет вывеской на нежилом доме,он
рассыплетсяпри первом же толчке. Еслиотнять у мельника сына, улетит душа
мельницы,исчезнетуклад,усердие, тысячанеприметныхумений и навыков,
объяснитькоторыеневозможно,но они существуют.В том, чтосуществует,
запрятано больше премудрости, чем может вместить слово. А вы требуете, чтобы
люди перестроили мир только потому, что прочиталикакую-то книжонку. В этой
книжонке нет ничего, кроме отраженных картинок,пустыхи неплодотворных по
сравнению собилиемпознаний,накопленныхопытомживойжизни.Человек
представляется вамнехитрой ибеспамятной скотинкой, новы позабыли,что
человечество живет подобно дереву, живет потому, что один человек важендля
другого,узловатый ствол, ветки, листья -- все это одно и то же дерево. Вот
оно, мое огромное дерево,и откуда мне знать, что такоесмерть? Я смотрю с
холма на мой город: там издесь слетает листок, там и здесь набухает почка,
и густотакронынеизменна.Частные неблагополучияневредятживоносной
сердцевине:смотри--хрампродолжаетстроиться,житницаодарятьи
полниться, песня украшаться, ародниксверкать всеярче. Но вот ты порвал
связь времен,отторг одно поколениеот другого,ты захотел, чтобызрелый
человек стал бессмысленным младенцем,
забылвсе,чтоузнал,постиг,перечувствовал,чегохотел ичего
опасался; ты предложил вместо нажитой плотиопыта скудную книжнуюсхемуи
уничтожил живые соки, бежавшие по стволу, -- в людях осталось только то, что
годится для схемы. Слова искажают, чтобы вместить, упрощают, чтобы передать,
и убивают, чтобы понять, -- твоих людей перестала питать жизнь.
И я напоминаю: чтобы город жил,нужно заботиться о династиях.