Очиститесьот крови:рабство рождает только бунт. Если нет стремления
поверить, чему поможет суровость? Если вера умерла илюди ищутновую, чему
поможет суровость?
Для чего вам, едва начнет светать, хвататься за оружие? Что завоюете вы
вкровавых схватках, убивая и не зная даже, кого убиваете? Мне претит голос
крови, он взращивает одно только братство -- братство тюремщиков".
...Я не советую тебе спорить. Спор лишен смысла. Твой противник, исходя
из очевидной длянего картины, отвергает твои истины -- он не прав. Не прав
и ты -- ты, исходя из своей очевидности, отвергаешь его истины.
Прими самих людей. Возьми за руку и веди. Скажи им: "Конечно, вы правы,
но прежде нампридется подняться на эту гору". Толькотакты установишь в
мире порядок, и люди вздохнут полной грудью, завоевав простор.
Когдаодинскажет:"Вгороде тридцать тысяч жителей", --адругой
возразит: "Нет, толькодвадцатьпять", -- они договорятся: цифрыдля всех
одни, кто-то из них и впрямь ошибся. Другое дело, когда один говорит: "Город
--творение архитектора.Город --вечен. Он -- корабльи везет людей". А
другой отвечает: "Город -- чудесный гимн множества людей, объединенных общей
работой..."
Один: "Благотворна свобода и противоречия, они питают новое в человеке,
помогаяемуродиться".Другой:"Свободаразвращает.Кедрвырастает по
принуждению внутренней необходимости". И вот они проливают кровь друг друга.
Неогорчайся,этородовыесхватки, поискисебяивопль, обращенныйк
Господу. Скажи каждому из них: "Ты прав. Потому что прав каждый". И ведиих
дальше,квершине.Самиониленятсякарабкатьсявверх:тоуних
сердцебиение, то ломит ноги, но, перестрадав страдание, они откроют для себя
мужество.Еслибоишься хищников, ищешьместа повыше. Еслиты --дерево,
ищешь в вышинесолнце.И враги помогаюттебе,потомучтонет насвете
врагов. Враги обозначают границу тебя, формируют, уплотняют.Ипусть знают
все:
"Свободаипринуждение--двестороныединойнеобходимости--
необходимостибытьтаким инебытьиным.Ты свободенпоступать таки
принужден так не делать.Свободенговорить на своем языкеи принужденне
устраиватьволяпюкизразных.Свободенигратьвкости,нопринужден
соблюдатьправилаигры, не портя ихдругимиусловиями.Свободен строить
новое,но невправепортить и разбазаривать старое. Писатель,добившийся
скандальной славы нарочитым неумением писать,закрывает путьк успеху всем
-- и самомусебе тоже:утратив чувство стиля, читатель не найдет вкуса и в
его книгах. Кража и насмешка:
я назвалкороля ослом, все хихикают, потому что привыкли чтить короля.
Но почтение мало-помалу изнашивается, король и осел сливаются воедино, слова
мои уже сама очевидность. Никому больше не смешно.
Отом, что свобода и принуждение-- одноцелое, знают все: ревнители
свободывсегдаратуютзамораль,признаваятемсамымнеобходимость
принуждения.
"Полицейский надзор должен осуществляться изнутри", -- вот что,
по сути, заявляютони. Поборникипринуждения настаивают,чтоглавное для
человека-- свобода духа;сколько просторав твоемтесном доме, ты волен
переходить изкомнаты вкомнату, спуститься в прихожую,открыть и закрыть
дверь, ходить вверх и вниз по лестницам. Чем больше стен, порогов,засовов,
тем ты свободнее.Незыблемость каменныхстенобязываеттебя комногому,
навязываясвободувыборамеждувсевозможнымиспособамидействовать.
Беспорядочная жизнь сообща не свобода, а разврат.
На делевсе мечтаютободноми том же городе. Но один требуетдать
возможность действоватькаждому. Другой требуетвоспитатькаждого, прежде
чем тот начнет действовать. Оба пекутся о человеке.
Обаправы. Первый считает, что человек неизменен и независим. Он забыл
отех двадцати годахобучения, принуждения, тренировки,которыетакили
иначесформировали этого человека. Забыл,чтоумение любитьприходитот
молитвенногосостояниядуши,наученноймолиться,анеототсутствия
внутренних обязательств перед чем бы то ни было. Если не освоить музыкальный
инструмент, какиграть? Если не выучитьсяграмоте, как писать стихи? Но не
прав и второй, он полагается на поддержку стен, а не на самогочеловека. На
храм, а не на молитву. Нонекамни главное в храме -- тишина, ради которой
их сложили. В храме и в человеческом сердце. Сердце, исполненное тишины. Мой
храм --сердце.А кто-тообожествилкаменьимолитсянанего,чтобы
камень...
Точно так же я молюсь нацарство. Я обожествил его для того, чтобы оно
помогалолюдям.Яне жертвуюлюдьмицарству.Я создаюцарство,чтобы
заполнитьи одухотворить человека. Главное для меня-- человек. Я подчиняю
человека царству,чтобыон нашел себяи свое место в жизни.Я не ищу для
своегоцарства рабов. Давай оставим свойственныйнам язык,он не передает
сути, разделяет причину и следствие, слугу и хозяина. Нов жизни осязаемы и
реальны толькосвязи, взаимосвязи ивнутренние зависимости. Я --царь,я
подчинен моему народужестче, чем мне любой измоих подданных. Я выхожу на
террасу дворцаи вслушиваюсь, как они ночьюжалуются, бормочут,стонути
всхлипывают от боли, радостно смеются.Их жизнь я превращаю в гимн Господу.
Таковасутьмоегоимслужения.Я-- вестник,ясобралихи помогаю
переправиться. Я -- раб и несу на плече паланкин. Я -- толмач.
Я-- узел,увязавший их в одно целое,ключ свода, преобразивший их в
храм. На что роптать им? Разве унизительно для камней поддерживать свод?
Так не спорь же о путях -- спор лишен смысла.
Бессмысленно спорить и о людях. Мы всегда путаем следствие спричиной.
Откуда узнать людям, что проницает их, если не существует слов,
чтобывыразить этоощущение? Как капле почувствовать себярекой?Но
течет все-таки река. Как клетке дерева почувствовать себя деревом? Но растет
все-таки дерево.