Хорошо,возьмем, кпримеру, мать
семейства, она кормит детей, убираетдом, штопает белье, и вотее избавили
от ее обязанностей, без нее накормлены дети, вымыт дом, зашито белье. Унее
освободилось время, егонадо чем-то заполнить. Ядаю ей послушать песнюо
детях, полнуюпоэзии взращивания их и вскармливания, поэму домашнего очага,
воспевающуюзначимость дома. Но она зевает, слушая ее, -- все это уже не ее
дело. Я ничегоне скажу тебе словом "гора", если ты путешествовалтолько в
паланкине, если не обдирал руки о шипына склоне, если из-под ног у тебя не
катились камни, если ветер навершине не дул тебе в лицо. Ничего не говорит
ейислово "дом", еслидом никогдане требовалотнеенивремени, ни
усердия.Если нетанцевалипылинкивсолнечном луче, когдапоутруона
распахивала дверь, выметая из дома прах вчерашнего. Если никогда она не была
королевой, вновь и вновь призывающей к порядку жизнь -- жизнь, которая вновь
и вновь однимсвоим присутствием нарушаетвсе порядки,оставляяна столе
грязные миски,вочагепотухшиеугли ив углу мокрыепеленки уснувшего
малыша,потому что жизнь скудна и полна чудес. Если она никогда не вставала
назаре,сама,безвсякихбудильников,чтобывернутьсвоемудому
первозданнуюновизну,--такпоутруохорашиваетсяптицанаветке,
приглаживаяклювомперышки;еслиникогданевозвращалавещамхрупкое
совершенство порядка, чтобы новомудню было что нарушать своимиобедамии
завтраками, играмидетей, возвращением сработы мужа, сминая этот порядок,
словновоск. Еслиона не знает, чтодомпоутру--податливоетесто, а
вечером -- книга, полная воспоминаний. Еслиникогда не готовила белоснежной
страницы. Что тыей скажешь словом "дом", когда нетв нем для нее никакого
смысла?
Если ты хочешьвидеть в женщине свет жизни,попросиее отчиститьдо
блескапотускневший медныйкувшин, и что-то отегоблесказаискритсяв
сумерках. Если ты хочешь, чтобыженская душастала молитвой и поэзией,ты
придумаешь мало-помалу для нее дом, который нужно обновлять на заре...
А иначе?.. Да, ты высвободишь время, но какой в нем прок?
Только безумец делит: вот это культура, а вот это работа. Человек тогда
возненавидит работу--мертвый грузсвоейжизни,игру,гденичегоне
поставлено наконине на что надеяться. Играют невкости-- в стада,
пастбища,в собственное золото. Ребенокиграет впесок, нопередним не
комочки грязи, а крепость, гора или корабль.
Конечно,знаю и я, какое наслаждениедля человека отдых. Я видел, как
дремлетпод пальмами поэт. Видел, как воинпьет чай с куртизанками. Видел,
как теплым вечером сидитна пороге своего дома плотник. И конечно,все они
счастливы. Но повторяю: им было от чего устать, они отдыхали от людей.Воин
слушал пениеи смотрел на танцы. Поэт,валяясь натраве, мечтал.Плотник
дышал свежимвоздухом.
Плотник
дышал свежимвоздухом. К себе они шли не сейчас.Существомих жизнибыла
работа. Возьмем, к примеру, зодчего: вот у него возник замысел, он загорелся
им, но значим зодчийтолько тогда, когдаруководит постройкойхрама, а не
тогда,когда играет с приятелями в кости. И это будет правдой длякаждого.
Еслиты экономишь время на работе --я не имею в виду отдых, расслабленные
руки, дремлющий после напряжения мозг, --ты получаешьмертвое время. Если
ты разрываешь жизньна две, несовместимые друг сдругом жизни: на работу и
на досуг, работастановитсяярмом,длякоторогожаль души, адосуг--
пустотой небытия.
Только безумцы могутхотеть,чтобы чеканкапересталабытьрелигией
чеканщикаи стала его ремеслом,нетребующимдуши;только безумцы могут
считать, что искусно сделанныйчужимируками кувшин способеноблагородить
человека, -- культура не плащ, ею невозможно одеться. Не существует фабрики,
которая изготовляла бы культуру.
И я-- я настаиваю: для чеканщиков существует единственная культура --
культура самих чеканщиков, и состоит она в их каждодневных трудах, горестях,
радостях, страданиях, опасениях, взлетах и тяготах их работы.
Для истинной поэзии плодотворна только та часть твоей жизни, которой ты
принадлежишь целиком,которая для тебяи голод, и жажда,и хлеб для твоих
детей;и онажетвоевоздаяние, ты можешьполучитьего, аможешь и не
получить.Иначетытолькоиграешь в жизнь,и культуратвоя--только
пародия.
Сбываешься толькотогда, когда преодолеваешь сопротивление. Но если ты
наотдыхе, еслиничегооттебя нетребуется, если ты мирно дремлешь под
деревом или в объятьях доступной любви, еслинет несправедливостей, которые
тебямучают, нет опасности,которая угрожает, -- что тебе остается, как не
выдумать для себя работу, чтобы ощутить, что ты все-таки существуешь?
Нонеошибись,играмалочегостоит,онавнепринуждения
необходимостью,ивлюбой мигты можешьперестатьиграть.Язапрещаю
считать,что одно ито же: лежать днем в своей, пусть пустой, пусть темной
-- ради отдыха глаз, -- комнате и лежать в темной камере, куда тебя заточили
навечно, хотяпозата жеитакжепусто вокруги темно. Ипусть даже
свободный вообразил себя узником. Навести одного и другого на закате первого
дня. Свободный в восторге от необычной игры, узник поседел. Узник не в силах
рассказать, что пережил, у него нет подходящихслов, онпохожна путника,
тотпреодолел перевали оказалсяв неведомом длясебя мире, все для него
изменилось, изменился и он сам, но какими словами расскажешь о перемене?
Только дети втыкают в песок ветку, обращаются к ней "ваше величество" и
всерьез благоговеютпередсвоейкоролевой.Ноеслия,желая обогатить
любовью и облагородить людей, затеваю такую же игру, мне придется сделать из
своей ветки божка, заставить всех поклоняться ему и приносить тяжкие жертвы.
Жертва ужене игра, и ветка принесет плоды: в человеке зазвенит любовь
или страх.