И вот ты этосвое
нажитое умещаешь в одно слово,им начинаютпользоваться, ионо становится
родовым наследием твоего народа.
Но передалты всем нам уже известное. Мойязыкне стремится передать
цветущую полноту качества, в немнет слова, обозначающего "розовый цветок",
зато он умеет сплетать слова и ловить тебя ихсетью. Словамоегоязыка не
представят воочиюженского лица, но красоту его ты угадаешь по тому,как у
тебя вдруг захолонет сердце, будто от глотка ледяной воды в зной.
Так дорожи возможностями,которымиодарилатебядуша твоего народа,
дорожи умением сплетатьслова, как плетут ивовые корзины и рыболовные сети.
Смешивая словаразныхязыков,тынеобогатишьчеловека-- опустошишь.
Человек,желаявыразитьпереживаемое, отыскивает новыесредства,ноты
предложилему готовое,стертое,и онуспокоился;онстремился передать
нового себя, себя прозревшего:вернувшись из пустыни, онпонял,какярок
зеленыйячмень, но ты предложил ему чужой запас, он перестал вглядываться в
себя, он им походя воспользовался.
Тызанялся бестолковойработой,решивдатьназвания всем насвете
цветами оттенкам, собираяназвания повсюду, где онитолькоесть;решив
поименоватьвсеоттенки чувств и обращаясь заименамивовсе края,где
переживают и чувствуют, заимствуяизтех языков,которыеповоле случая
запечатлелив слове опыт поколений или личный опыт души,например ощущение
щемящей тоски сумерек. Тебе кажется,всемирная тарабарщинаобогатит людей.
Но не словарныйзапас--божественное достояние человека,--изъяснение
самогосебя,своейсокровеннойсущности,которойнеисчерпать никаким
словом. Внашихсилах датьее только почувствовать, но слов, будь ихкак
песчинок в пустыне, как капель в море, все равно окажется мало.
Какое имеет отношение то глубинное, чтоищет сказатьсяв тебе, к куче
наворованных слов, что засорили твой язык и мешаются?
Именовать стоит лишь горные пики, отличныеот уже известных, благодаря
которымты по-новомуувиделмир. Я создал произведение и, возможно, с его
помощью сотворил в тебе новую истину -- назови ее, и она останется божеством
всвятилищетвоегосердца.Только божествопо-иному связываетдлянас
знакомое, заставляет по-новому увидеть давно известное.
Так поймиже,я постиг. Ирад коснуться раскаленнымжелезомтвоего
сердца, оставив клеймо, которое поможет тебе расти. Рад, потому что не хочу,
чтобы ты блуждал впотьмах.
Но имей в виду, словом ты только обозначаешь ключ свода, постигаю я его
несловесно,невозможнообозначитьнисобственную суть,ни жизнь. Я не
умилюсь, не растрогаюсь, если ты раскрасишь небо алым,а моресиним, -- не
задаром ли ты хочешь получить доступ к моей душе?
Связующие нити твоего языка -- вот путь ко мне, стиль -- это путы Бога,
говорю я. Снимты передалмне устойчивостьтвоегокостяка,ритм твоей
жизни,ниу когодругого таких не сыскать.
Снимты передалмне устойчивостьтвоегокостяка,ритм твоей
жизни,ниу когодругого таких не сыскать. А если со всех сторон только и
твердятчто озвездах,да огорах,да ородниках, кому придет в голову
подниматься на вершину, чтобы из звездного родника утолить нестерпимую жажду
светящимся молоком?
Даже если в чужом языке уже есть слово для того, что я ищу выразить, и,
выразив это,я ничего несоздам инеобогащу мир, не отягощай этим чужим
словом свойязык,если ононенадобнотебе каждыйдень. Бог,которому
молятся изредка, не настоящий.
Но если моя картинаозарилатебя инымпониманием вещей,уподобилась
вершине, чтоупорядочила пейзаж, став подарком тебе от Господа, дай ей имя,
придумай слово, чтобы она не забылась.
LXXXV
Извечнаятоскапо жизнидуши истомиламеня.Ияпочувствовал--
ненавижу приверженцевнасущного. Они твердят о своей любви к реальности, но
что, кроме хлеба,предлагают оничеловеку? Хлеба,чейвкус мало изменила
цивилизация? И я до сих пор говорю о воде, преобразившейся в поэзию.
Тыдоволен,ставгубернатором моей провинции, доволен потому,что я
зодчий, я выстроил свое царство и сумел восхитить тебя им. Своей радостью ты
обязан мне,хотя сейчас меня нетрядом и я тебе не в помощь. Тешит тебя не
реальность-- утехитщеславия неосязаемы,-- тешиттазначимость, какую
обрела она, сделавшись царством.
До пятнадцатилет умащали юницублаговонными маслами, она знает,что
такое поэзия, изящество, тишина. От нежноголицаее веет покоем, сколько в
немглубиныи значимости, покойее сродни освежающей воде родника-- так
неужелитымне скажешь, что твою ночнуюжаждуутолят одинаково и она,и
купленная тобой девка только потому, что тела их схожи?
Тебе кажется, ты стал богаче оттого, что неотличаешьодну от другой,
нетратишьвременинаухаживание, --и, конечно,девкой делаютсякуда
скорей, чем принцессой, но поверь мне, ты обеднел.
Может быть, тебе не понравится принцесса, стихи тоже не даются задаром,
какнежданное наследствоот дядюшки, они-- твоесобственное восхождение
вверх; может быть, тебе не по вкусу будет ее утонченность, ведь есть музыка,
которойтебе никогда не услышать, потомучто ты не пожелал учиться,-- но
это вовсе не значит, что принцессы плохи, это значит, что тебя еще нет.
В молчаниимоей любвия слушал, как двоебеседуют. Беседа перешлав
крик.Засверкалиножи. Так решают спор подонки, живущие в грязных лачугах.
Они жадны только до жратвы и дерут глотки только из-затого, что уместилось
вих несколько скудныхслов.Нонеза женскую плотьтыготовпришить
соперника, этаженщина для тебя -- кров, без нееты бесприютныйизгой.И
вечерний чай не в чай тебе, потому что ее нет рядом.
Но если, увидев, как дорожат люди вечерним чаем,ты, из присущей людям
близорукости, возвеличишь чаепитие и заставишь всех поклоняться чайнику, они
разлюбят чай, и у тебя не будет ни вечерних чаепитий, ни любви.