Не
телесная оболочка, не толкотня мыслей -- значима только душа, ее простор, ее
временагода, горные пики,молчаливыепустыни,снежныеобвалы, цветущие
склоны, дремлющие воды -- вот он, этот весомый для жизни залог, незримый, но
надежный. В нем твое счастье. Итебе никак себя не обмануть. Разные вещи --
странствие по могучему океану или поскудной речонке, пустьты даже закрыл
глаза,чтобылучше чувствоватькачку. Разная радость, пусть брошкибудут
одинаковы, отстекляшкии алмазачистой воды. И та, что сейчас примолкла,
совсем не похожа на ту, что ушла в глубины своего молчания.
Да ты и сам никогда не ошибешься!
Потому яине хочу облегчать твойтруд,раз женщины сладки тебе. Не
стану облегчать тебе охоту за добычей, пустив наветер условности, запреты,
отказы, благородство обхождения и души: вместе с ними яуничтожуи то, что
ты так жаждешь поймать.
Гулящиепредоставляют тебе одну возможность--возможность забытьо
любви, а я занят лишь тем,что придаст тебе сил для завтрашних свершений, я
побуждаютебя преодолеть этугору,чтобы завтра тыпреодолел другую, еще
выше. Я хочу, чтобы ты узнал любовь, и побуждаю тебя преодолеть неприступную
душу.
XCV
Алмаз -- плодполитой потом земли, земли, политой потом целого народа,
ноалмаз, добытый такимитрудами, невозможноподелить, невозможно съесть,
невозможно раздать каждому из работников понемножку. Должен ли я из-за этого
отказатьсяот добычи алмазов -- звезд, проснувшихся вземле? Если я изгоню
из цеха чеканщиков, тех, кто чеканит золотые кувшины, -- золотой кувшин тоже
невозможно поделить, потому чтоон стоитцелойжизни и всюэтужизнья
долженкормить мастера хлебом,который добываютдругие, -- и если, изгнав
этихмастеров, я пошлю их пахать землю и золотых кувшинов больше небудет,
зато будет больше пшеницы, которую можноподелить, --тыодобришьменя и
скажешь, чтожизньбез бриллиантовизолотыхкувшиновпослужит к чести
человека? Но скажи, какоблагородится ею человек? Об алмазах ли я пекусь? В
угодузавистливой и жадной толпея бы согласился сжечьна огромном костре
все добытые за год алмазы в день всенародногопраздника или одел бы сиянием
алмазовпраздничнуюкоролеву,чтобы народгордилсясвоейбриллиантовой
царицей. Алмазы вернулись быкнимцарскимвеличиемили блеском пышного
празднества.Но чем обогатят их бриллианты,еслизапереть их в музей, где
онипопадутсянаглазадвум-тремпразднымзевакамигрубому
толстяку-смотрителю?
Согласись, ценится лишь то, начто затрачено немалоевремя, например,
храм; согласись, славамоего царства сияетв техсамых алмазах, которые я
заставилдобывать,икславе этой приобщенкаждый,любуясьгорделивой
королевой в бриллиантах.
Язнаюоднусвободу--свободу упражнятьсвоюдушу. Любая другая
иллюзорна, я докажу тебе,смотри: ты нуждаешьсяв двери, не умея проходить
через стены, не волен обрести молодость, не волен наслаждаться солнцем среди
ночи.
Но чем обогатят их бриллианты,еслизапереть их в музей, где
онипопадутсянаглазадвум-тремпразднымзевакамигрубому
толстяку-смотрителю?
Согласись, ценится лишь то, начто затрачено немалоевремя, например,
храм; согласись, славамоего царства сияетв техсамых алмазах, которые я
заставилдобывать,икславе этой приобщенкаждый,любуясьгорделивой
королевой в бриллиантах.
Язнаюоднусвободу--свободу упражнятьсвоюдушу. Любая другая
иллюзорна, я докажу тебе,смотри: ты нуждаешьсяв двери, не умея проходить
через стены, не волен обрести молодость, не волен наслаждаться солнцем среди
ночи. Язаставилтебявыбратьэту дверь, а не другую, иты жалуешься на
притеснение, ноты забыл --будьдверьтолько одна,ты был бы притеснен
точно так же. Я запретил тебе соединить твою судьбус той, что кажется тебе
красавицей, и тыкричишьомоемтиранстве,ноты незнаешь,чтовсе
красавицы твоей деревни косят, потому что никогда не покидал своей деревни.
Ты женишься на той, которую я принуждал сбыться и ради тебяпестовал в
нейдушу, --теперь вывдвоем обретете единственную свободу, суть которой
полнота смысла и непрестанное расширение души.
Своеволие изнашивает тебя. Мой отец говорил: "Не быть -- не значит жить
свободно".
XCVI
Ябуду говорить с тобой о необходимостиилибезусловном: это иесть
Божественный узел, что связует все воедино.
Невозможно до смерти увлечься игрой,если кости всего-навсего костяшки
иничегобольше.Вот яотдалприказ отплыть вморе, море неспокойно, и
капитан долгои пристально вглядывается внего-- взвешивает тяжесть туч,
словно силупротивника, прикидываетвысоту валов, определяетнапор ветра.
Своим приказом я связал для него воедино тучи, ветер и волны. Мойприказ --
необходимость, с которой не поспоришь, мы с моим капитаном не на ярмарке, не
набазаре,мы--святилище,гдея--ключсвода,утверждающийего
незыблемость. И как не преисполниться ему величия, правя своим кораблем?
Вот другой, он не подчинен мне, он приехал полюбоваться морем, он может
идти куда хочет,может повернуть назадсполдороги,он не подозреваето
святилище, тучи для него неиспытание, не угроза -- красивая декорация,не
больше, крепнущий ветер не грозит опрокинуть мир,онобдуваетему щеки, а
морские валы опасны разве что качкой, неприятной и тягостной для желудка.
Поэтому я иговорю: долг -- тот же Божественный узел, что связуетвсе
воедино.Ноцарство, храм и твой дом построятсятолько тогда,когда долг
станетдлятебя неоспоримой необходимостью, когда перестанет быть игрой, в
которой можно менять правила.
--Долгневыбирают, -- говорил мойотец, --вэтомегоглавная
особенность.
Поэтому и обречены на неуспех те, кто хочет в первую очередь нравиться.