Скрывает он толькосвою
любовь. Потом я скажу тебе почему.
Он без страха застегиваеткожаныеремни, нопротив него у меняесть
оружие,и оно для него страшнее смерти. Онведь так уязвим. Уязвимо каждое
божество егосердца. Обыкновенная ревность может стать угрозой для царства,
для смысла всех вещей, для радости вернуться домой, в один миг издерет она в
клочьяблаженное состояниепокоя,умудренностии самоотречения.Сколько
всего ты забираешь у него, ведь Господу он должен вернуть не только любимую,
но и дом, и виноградсвоих виноградников, и шуршащие снопы ячменя со своего
поля. И не только свои снопы,свойвиноград, свои виноградники,но и свое
солнце.Инетолькосолнце, ноиту, что освещает егодом. Смотри, он
отказывается от стольких сокровищ и не замечает разорения. Ноукради у него
улыбку возлюбленной,и он потеряетсам себя и превратитсяв сумасшедшего.
Подумай,не здесь ли кроется величайшая иззагадок? Ведьтыдержишься не
вещностью, что находится втвоем распоряжении, -- смыслом,которым наделил
ееБожественныйузел, связавший всевоедино.Поэтому и предпочитает воин
собственную гибель гибелитого, на чтотратит жизнь и что в ответ насыщает
егожизнь смыслом. Он оберегает питающий ток. Моряк по призваниюготовна
гибель прикораблекрушении. Хотявмиг кораблекрушения он можетпережить
животный страх-- страх перед захлопнувшейсяловушкой, -- но он честен, он
заранее согласен на этот страх, он пренебрегает им, потому что ему по сердцу
мысль, что умрет он вморе. И когда я слышу жалобыморяков на неизбежность
своей жестокой смерти, японимаю: они не похваляются, соблазняя женщин, они
стыдливо высказывают тайное желание своей любви.
Нет языка, на котором ты мог бы выразить себя. Говоря о царствелюбви,
ты говоришь"она" и веришь, что и впрямьговоришьо ней,нона делеты
ведешь речь о смысле вещей, и "она" для тебя -- Божественный узел, благодаря
которому все вокруг связано с Господом, а Господь и есть смысл твоейжизни,
поэтому тыи служишь ей. Выбрав служение, ты выбрал для себя способ общения
смиром.Вобрал в себя море, будто раковина, и душа звучит в тебеплеском
морских волн. Ты можешь сказать"царство" с уверенностью,что тебя поймут,
если вокруг люди, столь же естественно, как ты, чувствующие его присутствие,
нонад тобой посмеются другие,те, что видятвокруг лишьхаос разноликих
вещей: утебя и у них разные царства. И тебе станет неприятнооттого,что
ониподумали,будтотыготовпожертвоватьжизньюрадиуниверсального
магазина...
Словно бы что-топрибавляется квещам и к предметам, превосходит их и
становится зримым для твоей души и для сердца, хотя ум может и непонимать,
что же это такое. Это "что-то" управляет тобой лучше, а может быть, жестче и
вернее, чем нечто понятное и разумное (хотя ты вовсе не уверен, что и другие
вместе с тобой ощущают его и видят), оно принуждает тебя к молчанию, тебе не
хочетсябыть ославленным сумасшедшим, не хочется насмешекбездельников над
явственной для тебя картиной. Насмешки уничтожат ее, и станет очевидным, что
сделана она из сущей чепухи.
И тебе станет неприятнооттого,что
ониподумали,будтотыготовпожертвоватьжизньюрадиуниверсального
магазина...
Словно бы что-топрибавляется квещам и к предметам, превосходит их и
становится зримым для твоей души и для сердца, хотя ум может и непонимать,
что же это такое. Это "что-то" управляет тобой лучше, а может быть, жестче и
вернее, чем нечто понятное и разумное (хотя ты вовсе не уверен, что и другие
вместе с тобой ощущают его и видят), оно принуждает тебя к молчанию, тебе не
хочетсябыть ославленным сумасшедшим, не хочется насмешекбездельников над
явственной для тебя картиной. Насмешки уничтожат ее, и станет очевидным, что
сделана она из сущей чепухи. Как объяснишь насмешникам, что все это совсем о
другом, что все это для души, а не для глаз?
Ямногоразмышлялопросветленияхдуши,только о них мыиможем
просить, и,когданамдаютих, оничудеснее,чем то,очем, терзаясь
сомнениямидушнойночью, мы привыкли просить.Усомнившись вГосподе,мы
привыклипросить,чтобы Он явился нам,словно визитерс визитом,-- но,
явисьОн, Онстал бы намровней и похожим на нас, и куда бы Он нас повел?
Одиночество твоестало быещеотчаянней;нохотелтынеприобщения к
Божественному--развлечениявродеярмарочного балагана, и теперь коришь
Господа. Нокому в помощь низкое? (Ты хочешь,чтобы высокоеопустилось до
тебя,навестилона той ступеньке,где тыстоишь, такого, каковты есть,
непонятноради чегоснизившись до тебя, но Господь не снизится -- я помню,
как просил я Его, какмолился,--нет,Он приоткроет тебецарство духа,
ослепит явлением чего-то незнаемого, того, что не для ума и не для зрения, а
для души идля сердца, иеслиты не пожалеешьсил, то поднимешьсяна ту
ступень, где вещей уже нет, а есть только связующиеих воедино Божественные
нити.)
Итогда тебене страшна смерть: боясь смерти, боятсяпотери.Но что
тебе терять? Тыостаешьсясвязующей нитью.Таково твое вознаграждениеза
прожитое.
Ты и сам шел на смерть без страха, видел пожар, рисковал, спасая жизни.
Тонул, спасая других при кораблекрушении.
Посмотри, да, они умирают, но они согласны умереть, у них в глазах свет
истины,хотя они краснели и чувствовали себя обворованными уродами от чужой
насмешливой улыбки.
Скажи им сейчас, что они заблуждаются, -- они рассмеются.
Но ты, мой дозорный, заснул не потому, чтосбежал от города, -- потому
чтогород оставилтебя,ия, вглядываясьв твоебледное детскоелицо,
беспокоюсьзамое царство,раз онобольшене в силах будитьзасыпающих
часовых.
Конечно,яошибаюсь, когдаслышу громкий голосгорода,когдавижу
связанным воедино то,чтодлятебя распалось. Нознаю, тебе следовало бы
ждать, вытянувшись, как свеча, и однажды ты былбы вознагражден вспыхнувшим
втебесветом,тывоодушевилсябысвоимихождениями покругу, словно
таинственным танцем под звездамивмире,где все исполнено смысла.