Потому
что там, внизу, в толще ночи, кораблисгружаютзолото и слоновуюкость, и
ты, часовой на крепостной стене, охраняешь их, а значит, украшаешь золотом и
серебромцарство,которомуслужишь. Где-томолчат влюбленные, не решаясь
заговорить, они смотрят друг на друга и хотят сказать, что...Ноесли один
заговорит, а другой закроет глаза,то вся Вселеннаяизменит свой ход. И ты
охраняешь ихмолчание.Где-то умирающий готовитсяв последнийпуть.Все
склонились надним,ловя последнееслово,последнее благословение, чтобы
унести в своем сердце, ты оберегаешь слово умирающего.
Дозорный,дозорный, я не знаю, гдекончаются границы твоегоцарства,
когда Господь освещает твою душу светом бдения, какое пространство делает он
твоим. Мненеважно, что вскоре ты сновабудешь мечтать о супе,ропща на
свое ярмо. Хорошо, что ты спишь, хорошо, что забываешь. Плохо, что, позабыв,
ты разрушаешь свой дом. Преданность -- это в первую очередь верность себе. Я
хочуспасти нетолькотебя,ноитвоих товарищей. Я хочу оттебятой
душевнойустойчивости,котораясвидетельствуетобосновательности
наработанной тобой души. Ведьне рушится домс моимотъездом. Не исчезают
розы,если я отвожу взгляд. Онирастутирастут, покановыйвзглядне
заставит их расцвести.
Такчто я пойду,позову мою стражу. Ты умрешь,какположено умирать
дозорным, заснувшим на посту. Тебе ничего не остается, кроме как
собраться с силамииуповать,что твоимукивсе-таки помогуттебе
преобразиться, ну хотя бы в бдительность часовых.
CIX
Да,горько видеть, какобошелся циничный себялюбецс бесхитростной и
нежной невинностью: чистота поругана, доверчивость обманута. И вот ты хочешь
защитить от опасности невиннуюдевушку, сделав ее душу опытнее, искушеннее.
Девушки твоего царства стали подозрительныи скупы на улыбки -- ты разрушил
то, чтохотелсберечь.Нет неуязвимых добродетелей,каждой естьпредел.
Захребетникраноилипоздноизнуритвеликодушноеблагородство.Циник
развратит целомудрие. Хамство обозлит доброту.Живущее всегда вопасности,
ты захотел обезопаситьего и умертвил. Отказалсястроить прекрасныйхрам,
испугавшись землетрясения.
Но я--я хочу, чтобы невинность стала как можно доверчивее, хотятолько
доверчивость и можнообмануть. Если обольстительнадругается надодной из
моих простодушных роз, я будуранен в самоесердце.Но, взращивая могучих
воинов, разве недолженя помнить, чтовойнаих можетубить?Ты хочешь
спасти добродетель, заковавее в броню неуязвимости, но добродетель уязвима
всегда, а неуязвимая добродетель уже не добродетель.
Ты пожелал совместитьнесовместимое,и у тебяничегоне получилось.
Тебявосхищаетчеловек,созданныйукладомтвоегокрая,но укладтебе
ненавистен,ибо принуждает служить себе совершенного человека. Да, уклад --
принуждение, он и принудилчеловека стать совершенным.
Тебявосхищаетчеловек,созданныйукладомтвоегокрая,но укладтебе
ненавистен,ибо принуждает служить себе совершенного человека. Да, уклад --
принуждение, он и принудилчеловека стать совершенным. И если ты уничтожишь
уклад, вместе с ним ты уничтожишь и человека, которого задумал спасти.
Посмотри:страшасьбесстыдства,хамства,цинизма,что чинятобиды
великодушиюиблагородству,тыпредлагаешьблагороднымивеликодушным
усвоить замашки хама, бесстыдника и циника.
Но я--я люблю все хрупкое, все уязвимое. Только драгоценные вещи всегда
уязвимы и ломки. Уязвимость--свидетельство их драгоценности. Мнедорога
верность друга, чувствительного к искушениям. Не пройдячерез искушения, не
обретешь верности, а без верности не узнаешь дружбы. Со смирением принимаю я
неизбежностьизменисоблазнов,толькоблагодаряимтакдрагоценны
неподкупность и преданность. Я люблю солдат, мужественно стоящих под пулями.
Нетмужества, нетивоина.Со смирением принимаюя неизбежностьгибели
солдата, благородной гибели, придающей цену оставшимся в живых.
Если ты принес мне сокровище, пусть оно будет таким хрупким, что отнять
его у меня сможет слабое дуновение ветра.
Как мне дороги юные лица, беззащитные перед старостью. Как мила улыбка,
беззащитная передо мной и готовая смениться слезами.
CX
Наконец-то я понял, как выбратьсяиз противоречия,что так долго меня
мучило. Я -- царь,со смятеннойдушой склонилсяя надуснувшимна посту
дозорным и не мог разбудить спящего счастливым сном ребенка, чтобыпередать
его смерти, чтобы он засвоенедолгое бодрствование столь многое претерпел
от людей.
Яувидел,что он проснулсясам,провел рукой полицу и, не замечая
меня, поглядел на звезды, потом легоньковздохнул, вновь взваливаяна себя
тяготу службы. Тогда я понял: я должен завоевать его сердце.
Ивот я, повелительи царь, повернулся и вместе с моимдозорным стал
смотреть на город, город был один, но смотрели мы на него по-разному. "Нев
моих силах наделить дозорного усердиеми любовью,-- подумал я. -- Но если
предложеннаямной картинастанет длянегосчастливымоткровением,если
дробность, которую он видит, окажется связанной воедино Божественнымузлом,
он станетмоимединомышленником". Ия понялразницу междузавоеванием и
принуждением.Завоеватьозначает,переубедив,обратитьвединоверца.
Принудить -- значит, держать в вечном плену. Я завоевал твое сердце, человек
в тебе свободен. Если я тебя принудил, я связал втебе человека порукам и
ногам.Завоевывая,ястроюновоготебяствоейсобственнойпомощью.
Принуждая, выстраиваю камни в ряд. Что построишь потом из этих рядов?
Японял:каждогочеловеканужно завоевать. Того,кто бодрствует, и
того, кто спит; того, кто ходитвокругкрепостныхстен, и того, кто живет
внутриних.Того,кторадуется новорожденному,итого, ктоплачетоб
усопшем.