Я могу судить обо всем
с точкизрения царства. Могусудитьсточкизрения частноголица. Могу
судитьсобщечеловеческой точкизрения, ратуя зачастное лицо или против
него.)
Основа моей армии --иерархия, но стоит мне попытаться определить, что
длямоейармии справедливо,ачто несправедливо,как я попадаювсеть
неразрешимыхпротиворечий.Очеловекеможносудитьпозаслугам,по
способностям и исходя из соображений высшегоблага. Вот я построил лестницу
неоспоримых достоинств, но стоило поместить их в другое измерение,какони
оказалисьспорными.Иеслимненагляднодоказывают,чторешениямои
чудовищны, я не впадаю в смятение. Я знаю заранее, непременно найдется точка
зрения, с которой
онипоразятименносвоейчудовищностью,нояхочу,чтобыновое
прижилось к уже существующему, чтобы оно пустило корни, чтобы истина не была
словесной, чтобы в ней была ощутимая для всех весомость.
CXV
Мнепоказалосьбессмысленнымвыяснять,ктоикакимипривилегиями
пользуется в моем городе.Права каждого можно оспорить. Не это моязадача.
Вернее, она второстепенна. Главное для меня, чтобы привилегии облагораживали
обладателя, а не превращалиего в скотину. Поэтому мневажно узнать, каков
он, мой город.
И вотя отправилсяна прогулку, и меня сопровождал лейтенант, который
расспрашивал прохожих.
--Чемты зарабатываешь на жизнь? -- спрашивал оннаугад у одного, у
другого.
-- Плотничаю, -- ответил один.
-- Огородничаю, -- сказал другой.
-- Кую, -- сказал третий.
-- Пасу, -- ответил четвертый.
Рою колодцы. Ухаживаюзабольными.Пишузанеграмотныхпрошения и
письма.Разделываютуши. Чеканючайныеподносы. Тку полотно. Шью одежду.
Или...
Я подумал: каждый из них трудится для всех. Потому что каждый ест мясо,
нуждается в воде, лекарствах,досках, чае, одежде.И никому из них ремесло
неприносит больших избытков, потому что мясо едятраз в день, раз в жизни
тяжело болеют, носят один костюм,пьют раз вдень чай, отправляют одно-два
письма, спят на одной постели, в одном и том же доме.
Но слышал я и другие ответы:
"Строю дворцы, граню алмазы, ваяю из мрамора статуи..."
Эти работают не для всех, они трудятся для избранных, ибо сделанное ими
поделить невозможно.
Да и какиначе? Художник потратилна роспись вазы год, и возможноли
оделить всехего расписными вазами? Получается, чтов городе один работает
на многих, потому что естьв нем женщины,есть больные, калеки, есть дети,
старики и те, кто сегодня отдыхает. Есть в городе и те, кто служит царству и
непроизводитникакихвещей,--этомоисолдаты,жандармы,поэты,
танцовщицы, губернаторы. Но и они, как все остальные, едят, пьют, одеваются,
обуваются, спят в кровати под кровом дома.
Но и они, как все остальные, едят, пьют, одеваются,
обуваются, спят в кровати под кровом дома. Им нечего дать взамен необходимых
для них вещей, мне приходится обирать тех, кто производит необходимое, чтобы
снабдить им тех, кто его не производит. Любой ремесленник в своей мастерской
делает больше вещей, чемнужно ему самому. И все же всегда есть такие вещи,
какими ты не сможешь оделить всех, потому что мало кто их делает.
Но согласись, очень важно, чтобы находилисьохотники делать эти как бы
ненужные вещи, ибо излишества и есть прекрасноесущество взращиваемой тобой
культуры.Вещь,что обошласьдорого,значима длячеловека, --вещь, на
которую потраченомноговремени. В затраченном времени -- суть бриллианта,
год трудов стал слезой величиной в ноготь. Тачка розовых лепестков -- каплей
духов. Что мне за дело, чьей будет алмазная слеза, капляаромата? Я заранее
знаю:навсех не хватит, но знаю идругое --о культуре судят повещам,
которые она произвела, а не по тому, кто владел этими вещами.
Я -- господин, я обираю моих работников, отнимаяу ниххлеб и одежду,
чтобы накормить и одеть моих солдат, женщин, стариков.
Что смутит меня, что помешает отнять у них хлебапобольше инакормить
моихскульпторов, гранильщиков, поэтов, которые, кроме поэзии, питаются еще
и хлебом?
Без них у менянебудетбриллиантов и дворцов,о которых мечтают, к
которым страстно стремятся.
Ты говоришь,скульпторыи гранильщикине сделаютмойнарод богаче?
Неправда,развемногообразиезанятийнебогатство? Ведь кроменасущных
трудовесть ещеи труды по взращиванию культуры. Конечно, подобные занятия
требуютдосуга, но немногие занимаются ими вмоем городе -- яубедилсяв
этом, расспрашивая людей.
И вот что я понял: раз диадему нельзя поделить на всех, значит, вопрос,
чьей она будет, бессмыслен, и я не вправе считать еевладельцаграбителем,
обделившимостальных. Владельцы,заказчики --основа,на которойткутся
узоры культуры, не стоит тревожить их и нарушатьплетение, у них своя роль,
и немое дело, хороши ониили дурны иесть лиуних моральноеправо на
роскошь.
Неспорю,действительности не чужды проблемы этики. Но есть внейи
другое,что вне этики. И если ябуду разрешать проблемыпри помощислов,
которые не вмещают противоречивой действительности, мне придетсяотказаться
от света в моем царстве и погасить его.
CXVI
Заметка дляпамяти: беженцы-берберы не желалиработать,онилежали.
Бездействовали. Я пекусь нео трудах --о связующих нитях. Дни яделюна
будниипраздники. Людей на старших и младших. Строю дома, более или менее
красивые, и пробуждаю зависть. Ввожу законы, более или менее справедливые, и
побуждаюпуститься в путь. Я забочусь не о справедливости, справедливо было
быоставить это болото в покое ине мешать емугнить. Но я навязываю свой
язык, ибо людиспособны понятьего смысл. Я плету сетьусловностей и с ее
помощьюхочу выудить из людей, словноиз слепоглухонемых,-- человека, но
покаеще он крепко спит.