..Больше того,мне хотелось бы,чтобы это уже
совершилось,Антуан.Вминуты расставания с этим миром что может быть для
менямучительнее,чеммысль,чтомойроднойсын...Развестаким
воспитанием, какое получил ты, ты, проживший всю свою жизнь под этим кровом,
разве тебенеследовало бы...Короче,религиозное рвение!Более крепкая
вера, соблюдение хотя бы части обрядов!
"Если бы он только догадывался, как все это далеко отошло от меня..." -
подумал Антуан.
- Как знать,не спросит ли с меня бог...не взыщет ли...-вздохнул
старик.-Увы, свой долг христианина мне легче было бы выполнить с помощью
твоей матери, этой святой женщины, которая ушла от нас... слишком рано!
На ресницах его блеснули две слезинки.Антуан видел, как сползли они с
век и покатились по щекам. Этого он не ожидал, и сердце его уколола жалость;
ижалость эта росла по мере того,как он вслушивался в связную теперь речь
отца, в тихий, домашний, настойчивый, доныне незнакомый ему голос:
- Ивомногомдругом должен яотчитаться.Смерть Жака.Несчастное
дитя...Выполнил ли ясвой долг до конца?..Яхотел быть твердым.А был
жестоким.Господи,я сам обвиняю себя в том,что был жесток с собственным
ребенком...Никогда мне неудавалось завоевать его доверие.Итвое тоже,
Антуан...Не надо, не возражай, это же правда. Так возжелал господь бог, он
не даровал мне доверия собственных моих детей...У меня было два сына.Они
меняуважали,боялись,носсамого раннего детства менясторонились...
Гордыня,гордыня!Моя,их...Но разве я не сделал всего,что должен был
сделать?Развеневверилихссамого нежного возраста попечению святой
церкви?Разве не следил за их учением,за их воспитанием? Неблагодарные...
Господи,господи,будь моим судией,неужели жетомоя вина?Жак всегда
восставал против меня.До последнего своего дня,даже на пороге смерти!И
однако! Разве я мог дать ему согласие на... на это?.. Нет и нет...
Он замолк.
- Прочь, непокорный сын! - вдруг крикнул он.
Антуан удивленно взглянул на отца.Однако эти слова были адресованы не
ему.Значит,начинается бред?Больной,казалось,былвне себя,нижняя
челюсть его угрожающе выдвинулась,лоб заблестел отпота,он даже вскинул
обе руки.
- Прочь!-повторил он.- Ты забыл все, чем обязан мне, твоему отцу,
его имени, его положению! Спасение души! Честь семьи! Есть такие поступки...
такие поступки,которые касаются нетолько нас одних!Которые позорят все
традиции! Я тебя сломлю! Прочь! - Кашель мешал ему. Он долго не мог наладить
дыхания.Потом проговорил глухим голосом: - Господи, не знаю, простил ли ты
прегрешения мои... Что ты сделал с сыном своим?
- Отец, - попытался остановить его Антуан.
- Я не сумел его уберечь... от чужого влияния! От махинаций гугенотов!
"Ого, уже до гугенотов дошло!" - подумал Антуан.
(Нотакова была маниакальная идея старика,иникто тактолком ине
понимал,откуда она взялась.
(Нотакова была маниакальная идея старика,иникто тактолком ине
понимал,откуда она взялась.Вероятно, - так, по крайней мере, предполагал
Антуан,-сразу же после исчезновения Жака, в самом начале розысков, из-за
чьей-то оплошности г-ну Тибо стало известно,что втечение всего минувшего
лета Жакподдерживал самые тесные связи сФонтаненами вМезоне.Именно с
этих пор старик, не слушая ничьих увещеваний, ослепленный своей ненавистью к
протестантам, а возможно, не забыв бегства Жака в Марсель в обществе Даниэля
и,очевидно,путаядалекое прошлое снастоящим,упорноперекладывал на
Фонтаненов всю ответственность за происшедшую трагедию.)
- Куда ты? - снова крикнул он и попытался приподняться. Он открыл глаза
и,видимо,успокоенный присутствием Антуана,обратил кнему затуманенный
слезами взгляд.-Несчастный,-пробормотал он.- Его, дружок, гугеноты
заманили...Отняли егоунас...Этовсеони!Этоони толкнули его на
самоубийство...
- Да нет,Отец,- воскликнул Антуан. - К чему мучить себя мыслью, что
он непременно...
- Он убил себя!Уехал и убил себя!..(Антуану почудилось,что старик
шепотом добавил: "Проклятый!" Но он мог и ошибиться. Почему "проклятый"? Это
же действительно бессмысленно.)Конца фразы он не расслышал -ее заглушили
отчаянные, почти беззвучные рыдания, перешедшие в приступ кашля, но и кашель
быстро утих.
Антуан решил, что отец засыпает. Он сидел, боясь шелохнуться.
Прошло несколько минут.
- Скажи-ка!
Антуан вздрогнул.
- Сын тети... ну помнишь? Да, да, сын тети Мари из Кильбефа. Хотя ты не
мог его знать.Он ведь тоже себя...Я был еще совсем мальчишкой, когда это
случилось.Как-товечером из ружья,после охоты.Так никто никогда ине
узнал...- Тут г-н Тибо, увлеченный своими мыслями, ушедший в воспоминания,
улыбнулся.-...Она ужасно досаждала маме песенками, все время пела... Как
же это... "Резвая лошадка, гоп, гоп, мой скакун..." А дальше как? В Кильбефе
вовремялетнихканикул...Ты-тоневиделтаратайкидядюшкиНикэ...
Ха-ха-ха!.. Однажды весь багаж прислуги как опрокинется... Ха-ха-ха!..
Антуан резко поднялся с места;эта веселость была ему еще мучительнее,
чем слезы.
Впоследние недели,особенно послеуколов,нередкослучалось,что
старик в самых непримечательных,казалось бы, подробностях вспоминал былое,
ивего уже ничем теперь не занятой памяти они вдруг ширились,как звук в
завитках полой раковины.Он мог несколько дней подряд возвращаться кним и
хохотал в одиночестве, как ребенок.
Ссияющим лицом он повернулся кАнтуану и запел,вернее,замурлыкал
странно молодым голосом:
Резвая лошадка,
Гоп, гоп, мой скакун,
Ла... ла... как же сладко...
Ла.