Ну что на это ответишь?
Помнится,один изних сказал мне:"Меня удивляет,как это стакими
мыслями вы до сих пор не утратили веры..." Ах, сколько я над этим передумал!
И в самом деле:вера моя не пострадала.Как и ваша, не правда ли? В душе я
был убежден,во мне жила внутренняя уверенность, что ничто не изменилось. Я
неиспытывал нималейших угрызений совести.Ячувствовал себя вовласти
чего-то такого, что было сильнее меня и, вместе с тем, чего-то возвышенного,
достойного уважения...
Итак, что мне было делать? Я попытался пойти на компромисс.
Жан (качая головой).Опасный путь...Шерц. Перед лицом неопровержимых
научных доводов мнепришлось признать,чтоборьбабесполезна.Нояне
захотелпойти,какэтоделаютнекоторыеобразованныесвященники,на
частичные уступки,-ведь это ничего не дает. Нет, надо было отступить, не
теряя мужества, гордясь своей искренностью, сознавая в глубине души, что бог
на твоей стороне.(Пауза.)Итак,япокинул Брюген,возвратился в Берн и
принялся углубленно изучать эти вопросы,читая книги иразмышляя над ними.
(Весело.) Ах,друг мой, как не равны силы двух лагерей, противостоящих друг
другу!Содной стороны,противники церкви -яговорю только об истинных
ученых,имеющих свои труды, - с другой, наши защитники католицизма, которые
только стенают дацепляются за устаревшие,никчемные доводы,апод конец
угрожают анафемой!Кому же волей-неволей поверят люди?Позицию Рима нельзя
принять;стоит лишь присмотреться кней,чтобы убедиться в этом!Церковь
нападаетнасовременную науку,совершенно несчитаясьсустановленными
фактами. Она даже не имеет элементарного понятия о научном методе; разве так
можно вести борьбу?Именно потому, что церковь защищает все без исключения,
она не в силах защитить главное.Мне понадобилось два года, чтобы убедиться
в этом,но я ничуть не жалею:проведя эти годы в упорном труде, я навсегда
обрел спокойствие духа.
Жан. Спокойствие духа...
Аббат наклоняется вперед, как бы требуя особого внимания.
Шерц.Другмой,япришел кследующему,весьма важному заключению:
религиозное чувствосостоитиздвухотличных друготдругаэлементов.
Во-первых,религиозное чувство,так сказать,вчистом виде,своего рода
духовный союз,заключенный с небом,и в то же время - это интимные, личные
отношения,которыеустанавливаются междудушойверующего ибогом.Так.
Во-вторых,элемент,я бы сказал,догматический,включающий теоретические
положения оприроде божества иотношения -уже не интимные,аобрядовые
между человеком и богом... Вы меня понимаете? Жан. Да.
Шерц. Так вот, для моего нынешнего религиозного чувства важен лишь один
элемент, первый: духовный союз, заключаемый каждым из нас с богом.
Жан.Как можете вы говорить о "нынешнем религиозном чувстве"?Религия
не подвержена моде!
Шерц.Ах,разве дело в словах?Если религия и не подвержена моде, то
оназависит отнравственного развития человечества.
Ах,разве дело в словах?Если религия и не подвержена моде, то
оназависит отнравственного развития человечества.Судите сами:разве в
средние века люди,строго следуя буквальному смыслу догматов,не черпали в
нихогромной душевной поддержки?Сейчасэтогоуженет,неправдали?
Возьмите католиков, тех, что живут по-настоящему глубокой внутренней жизнью:
многие из них даже не знают важнейших основ религии; они не подозревают, что
догматы у них на втором месте; да это и не имеет никакого значения.
Далее...Я утверждаю,что у вас, у меня, у многих наших современников
первый элемент - религиозное чувство - остался неприкосновенным. Пошатнулась
только догматическая вера. Здесь мы бессильны что-либо сделать: католическая
религия,втаком виде,вкаком онасохранилась доныне,неприемлема для
большинствакультурныхлюдейидлявсехлюдей,обладающихсерьезными
научными познаниями.Тот бог,которому нас призывают поклоняться,слишком
мелок инезамысловат:верить внаши дни волицетворенного бога,вбога
монарха,вбога творца мира,впервородный грех и адские муки слишком уж
наивно!Такую религию мы уже переросли!Она уже не отвечает,я бы сказал,
нашему стремлению к совершенству.
Людские верования,как и все в мире, подчиняются законам эволюции, они
постепенноразвиваются исовершенствуются.Такчтонеобходимопривести
религию всоответствие суровнем современной науки.Ошибка Рима состоит в
том, что он препятствует этому.
Жан (с живостью).Однако,осуждая так решительно современную церковь,
уверены ли вы в своей правоте? Может быть, вы просто-напросто...
Шерц (прерывая его).Поймите же, наконец: человеческие верования, даже
еслидопуститьихбожественное происхождение,неизбежно должныотражать
представления людейобокружающем мире.Исэтиммало-помалуначинают
считаться.Так,ортодоксы лишь недавно признали,что некоторые события, о
которых повествуют библия и евангелие,следует понимать иносказательно. Вот
несколькопримеров:Христос,спускающийсявподземноецарство...Или
Христос,унесенныйсатанойнавершинугоры...Ниодинуважающий себя
богослов нерешится теперьутверждать:"Да,Христос всамомделетуда
спускался...Да,гора эта на самом деле существовала".Ныне они признают:
"Все этолишь иносказание".Таквот,длянас свами лучше всего честно
называтьсимволом все,чтоивсамомделеимеетчистосимволическое
значение. И делать это нужно не так, как делают ортодоксы: нехотя, и лишь по
отношению к самым неправдоподобным легендам;следует говорить о символах во
всех случаях, когда утверждения церкви несовместимы с современным мышлением.
В этом - ключ к решению всех трудных вопросов.
Долгое молчание.
Жан размышляет, не отводя взора от энергичного лица аббата.
Впрочем,ятвердо убежден,друг мой,чточерез некоторое время все
образованные богословы придутктакому жевыводу;онистанут удивляться
тому,что католики девятнадцатого века так долго понимали буквально все эти
поэтические рассказы.