Поднялруку.Все
стихли...
- Стрельцы! - он привстал в седле, от натуги побагровел, горловой голос
его услышали самые дальние. - Стрельцы! Теперь сами видите, в какомвыу
бояр несносном ярме... Теперь выбрали бог знает какого царя...Неяего
кричал... И увидите: не только денег, а и корму вам не дадут... И работать
будете как холопы... И дети ваши пойдут в вечнуюневолюкНарышкиным...
Хуже того... Продадут и вас и нас всех чужеземцам... Москву сгубят иверу
православную искоренят... Эх, была русская сила, да где она!
Тут весьнародтакстрашнозакричал,чтоАлешкаиспугался:"Ну,
затопчут совсем..." Алексашка Меньшиков, прыгая по саням,свисталвдва
пальца. И разобрать можно было только, как Тараруй, надсаживаясь, крикнул:
- Стрельцы! Айда за реку в полки, там будем говорить...
12
На площади остались только распряженные сани даАлешкасАлексашкой.
Избитый посадский приподнялся, поглядел кругом припухлыми щелками идолго
отсмаркивался.
- Дяденька, - сказал ему Алексашка, подмигнув Алешке, - мы тебя до дому
доведем, нам тебя жалко.
Посадский был еще не в своем уме. Мальчикиповелиего,онбормотал,
спотыкался. Вдруг: "Стой!" -отталкивалмальчишекикому-тогрозился,
топал разбухшим валенком. Шли за реку, к Серпуховским воротам.Подороге
узнали, как его зовут: Федька Заяц. Двор у него на посадебылнебольшой,
на огороде - одно дерево с грачиными гнездами, но ворота и изба-новые.
"Вот они, пирожки, калачики, - обрадовался Заяц, когда увидел свой двор, -
вот они медовые, голубчики, выручают меня".
Калитку отворила рябая баба с вытекшим глазом.Заяцоттолкнулее,и
Алексашка с Алешкой шмыгнули следом. "Вы куда? Зачем?" - кинулся было он к
ним, но макнул рукой и пошел в избу. Сел на покрытую новой рогожейлавку,
начал себя оглядывать, - все рваное. Закрутил головой, заплакал.
- Убили меня, - сказал он кривой бабе. - Кто бил, за что, не помню. Дай
чистое надеть. - И вдруг заорал, застучал о лавку: - Баню затопи,ятебе
приказываю, кривая собака!
Баба повела носом, ушла.Мальчикижалисьближекпечи,занимавшей
половину избы. Заяц разговаривал:
- Выручили вы меня, ребята. Теперь - что хотите,просите...Теломое
все избитое, ребра целого нет... Куда ятеперь,-возьмулоток,пойду
торговать? Ох-ти мне... А ведь дело не ждет...
Алексашка опять подмигнул Алешке. Сказал:
- Награды нам никакой не надо, пусти переночевать.
Когда Заяц уполз в баню, мальчики залезли на печь.
- Завтра пойдем вместо него пироги продавать,-шепнулАлексашка,-
говорю - со мной не пропадешь.
Чуть свет кривая баба заладила печь тестяные шишки, левашники, перепечи
и подовые пироги - постные с горохом, репой, солеными грибами, и скоромные
- с зайчатиной, с мясом,слапшой,ФедькаЗаяцстоналналавкепод
тулупом, - не мог владеть ни единым членом. Алексашка подмелизбу,летал
на двор за водой, за дровами, выносил золу, помои, послалАлешкунапоить
Зайцеву скотину: в руках у него все так и горело, и все - с шуточками.
- Ловкач парень, - стонал Заяц, - ох, послалбытебяспирогамина
базар...Такведьуйдешьсденьгами-то,уворуешь...Больноуж
расторопен...
Тогда Алексашка стал целовать нательный крест, чтоденегнеукрадет,
снял со стены сорок святителей и целовал икону.Ничегонеподелаешь,-
Заяц поверил. Баба уложила в лотки под ветошь две сотни пирогов. Алексашка
с Алешкой подвязали фартуки, заткнули рукавицызапояси,взявлотки,
пошли со двора.
- Вот пироги подовые, медовые, полденьги пара, прямо с жара,-звонко
кричал Алексашка, поглядывая на прохожих. - Вот, налетай,расхватывай!-
Видя стоявших кучкойстрельцов,онприговаривал,приплясывая:-Вот,
налетай, пироги царские, боярские, в Кремле покупали, да по шее мнедали,
Нарышкины ели, животы заболели.
Стрельцысмеялись,расхватывалипироги.Алешкатожепокрикивалс
приговором. Не успели дойти дореки,какпришлосьвернутьсязановым
товаром.
- Вас, ребята, мне бог послал, - удивился Заяц.
13
Михаила Тыртов третью неделю шатался по Москве: нислужбы,ниденег.
Тогда на Лубянской площади дьяки над ним надсмеялись.Земли,мужиковне
дали. Князь Ромодановский ругал его и срамил, велелприходитьнадругой
год, но уже без воровства - на добром коне.
С площади он поехал ночевать вхарчевню.Попутивстретилстаршего
брата, и тот ругал его за нечестье и отнялмерина.Недогадалсяотнять
саблю и дедовский пояс, полосатого шелка с серебряными бляхами. Втотже
вечер в харчевне, разгорячась отводкисчесноком,Михаилазаложилу
целовальника и саблю и пояс.
К Михаиле прилипли двое бойких москвичей, -одинсказалсякупеческим
сыном, другой подьячим, - вернее - попросту - кабацкая теребень,-стали
Михаилу хвалить, целовать в губы, обещались потешить. С ними Михаила гулял
неделю. Водили его в подполье к одному греку - куритьтабакизкоровьих
рогов, налитых водой:накуривалисьдоморока,-чудиласьчертовщина,
сладкая жуть.
Водили в царскую мыльню - баню для народа на Москве-реке, - нестолько
париться, сколько поглядеть,посмеяться,когдавобщийпредбанникиз
облаков пара выскакивают голые бабы, прикрываясь вениками. И этоказалось
Михаиле мороком, не хуже табаку.
Уговаривали пойти к сводне - потворенной бабе. Но Михаила по юности еще
робел запретного. Вспомнил, как отец, бывало, после вечерни, сняв пальцами
нагар со свечи, раскрывал старинную книгу вкожесмеднымизастежками,
переворачивал засаленную у угла страницу и читал о женах:
"Что есть жена? Сеть прельщения человеком.Светлалицом,ивысокими
очами мигающа, ногами играюща, много тем уязвляюща, и огонь лютый в членах
возгорающа...Чтоестьжена?Покоищезмеиное,болезнь,бесовская
сковорода, бесцельная злоба, соблазн адский, увет дьявола..."
Как тут не заробеть! Однажды завели его к Покровским воротамвкабак.