Заколыхались тысячи голов,завертелсясрединихбелыйконьТолстого.
Заскрипел мост, опустился, - бежали по колено в воде.Расталкиваянарод,
молча, озверелые,проходилисотнязасотнейстрельцы.Где-тоударил
колокол -бум,бум,бум,-чаще,тревожнее.Отозвалиськолокольни,
заметались колокола, и все сорок сороков московских забили набат...
В тихом Кремле кое-где, блеснув солнцем, захлопнулось окошко, другое...
17
От нетерпения перемешавшись полками, стрельцыдобежалидоГрановитой
палаты и Благовещенскогособора.Многие,отставпопути,ломилисьв
крепкие ворота боярских дворов,лезлинаколокольни-битьнабат,-
тысячепудовым басом страшно гудел Иван Великий.Вузкихпроулкахмежду
дворов, каменных монастырских оград и желтых стен длинного здания приказов
валялись убитые и ползали со стонами раненые боярские челядинцы.Носилось
испуганно несколько оседланных лошадей, их ловили со смехом.Крича,били
камнями окна.
Стрельцы, народ, тучи мальчишек (иАлексашкасАлешкой)гляделина
пестрый государев дворец, раскинувшийся на четвертьКремлевскойплощади.
Палаты каменные и деревянные,высокиетерема,приземистыеизбы,сени,
башни и башенки, расписанные красным,зеленым,синим,обшитыетесоми
бревенчатые, - соединены множеством переходов и лестниц.Сотнишатровых,
луковичных крыш,чудныхверхушек-ребрастых,пузатых,колючих,как
петушьи гребешки, - блестели золотом и серебром. Здесь жил владыказемли,
после бога первый...
Страшновато все-таки. Сюданеточтопростомучеловекусоружием
подойти, а боярин оставлял коня у ворот имесилпогрязипеший,ломил
шапку, косясь на царские окна. Стояли, глядели. В грудь бил надрывно голос
Ивана Великого. Брала оторопь.Итогдавыскочилипередтолпойбойкие
людишки.
- Ребята, чего рты разинули? Царевича Ивана задушили, царя Петра сейчас
кончают. Айда, приставляй лестницы, ломись на крыльцо!
Гул прошел по многотысячной толпе.Резкозатрещалибарабаны."Айда,
айда", - завопили дикие голоса. Кинулось десятка два стрельцов,перелезли
через решетку, выхватывая кривые сабли, -взбежалинаКрасноекрыльцо.
Застучали в медную дверь, навалились плечами. "Айда, айда, айда", -ревом
пронеслось потолпе.Заколыхалисьнадголовамиоткуда-тозахваченные
лестницы. Их приставили кокнамГрановитойпалаты,кбоковымперилам
крыльца.Полезли.Лязгаязубами,кричали:"ДавайМатвеева,давай
Нарышкиных!"...
18
- Убьют ведь, убьют... Что делать, Артамон Сергеевич?..
- Бог милостив, царица.Выйду,поговорюсними...Эй,послализа
патриархом? Да бегите еще кто-нибудь...
- Артамон Сергеевич, это они, они, враги мои...Языковсамвидел,-
двое Милославских, переодетые, со стрельцами.
..Языковсамвидел,-
двое Милославских, переодетые, со стрельцами...
- Твое дело женское - молись, царица...
- Идет, идет! - закричали из сеней. Вонзая в дубовый пол острие посоха,
вошелпатриархИоаким.Исступленные,втемныхвпадинах,глазаего
устремились на низенькиеокнаподсводами.Стойстороныкцветным
стеклышкам прильнули головыстрельцов,взлезшихналестницы.Патриарх
поднял сухую руку и погрозил. Головы отшатнулись.
Наталья Кирилловна кинулась к патриарху. Ее полное лицо было бело,как
белый плат, под чернолисьей шапочкой. Уцепилась за его ледяную руку, часто
целуя, лепетала:
- Спаси, спаси, владыко...
- Владыко, дела плохие, - суровосказалАртамонСергеевич.Патриарх
повернул к нему расширенные зрачки. Матвеев мотнулквадратнойпего-серой
бородой. - Заговор, прямой бунт... Сами не знают, что кричат...
Похожий на икону древнего письма, орлиноглазый, тонконосый, Матвеев был
спокоен: видал много всякого за долгую жизнь, не раз был близ смерти. Одно
чувствоосталосьунего-гордоевластолюбие...Сдерживаягнев,
трепетавший в стариковских веках, сказал:
- Лишь бы из Кремля их удалить, а там расправимся...
За окнами жгуче раздавались удары и крики. По палате из дверивдверь
пробежал на цыпочках тот, кого стрельцы и бояре ненавидели хуже сатаны,-
красавец и щеголь, двадцатичетырехлетний и уже боярин, братцарицы,Иван
Кириллович Нарышкин, - говорили,чтобудтобыужпримерялнаголову
царский венец. Черные усики его казались наклеенными на позеленевшем лице:
словно он видел завтрашние пытки и страшную смерть свою налобномместе.
Размахивая польскими рукавами, крикнул:
- Софья пожаловала! - и скрылся за дверью. За ним вследпроковылялна
кривых ногах карлик, ростом с дитятю. Держась за шутовской колпак,плакал
всемморщинистымлицом,тожебудточуя,чтозавтрапредастсвоего
господина.
В палату быстро вошли Софья, Василий ВасильевичГолицыниХованский.
Щеки у Софьи были густо нарумянены. Вся-взолотойпарче,ввысоком
жемчужном венце.Приложивкгрудируки,низкопоклониласьцарицеи
патриарху. Наталья Кирилловна отшатнулась от нее, какотзмеи,замигала
глазами, - смолчала.
- Народ гневается, знать, есть за что, - сказала Софья громко, - тыбы
с братьями вышла к народу, царица... Они бог знает что кричат, будто детей
убили... Уговори, посули им милости, - того гляди, во дворец ворвутся...
Говорила, а белые зубы ее постукивали, зеленые глаза мерцалирадостным
возбуждением. Матвеев шагнул к ней.
- Не время сводить бабьи счеты...
- Тогда выдь ты к ним...
- Смерти не боюсь, Софья Алексеевна...
- Не спорьте, - сказал патриарх, стукнув посохом. - Покажите имдетей,
Ивана и Петра...
- Нет! - крикнула Наталья Кирилловна, хватаясь за виски. - Владыко,не
позволю... Боюсь...
- Вынесите детей на Красное крыльцо, - повторил патриарх.
19
И вотзавизжалзамокнамеднойдверинаКрасномкрыльце.