."
- Царь Федор Алексеевич преставился с миром... Бояре, поплачем...
Его не слушали, - теснясь, пихаясь в дверях, бояре спешили кумершему,
падали на колени, ударялись лбом о ковер и,приподнявшись,целовалиуже
сложенные его восковые руки. От духоты начали трещать игаснутьлампады.
Софью увели. Василий Васильевич скрылся. К Языкову подошли: братьякнязья
Голицыны, Петр и БорисАлексеевичи,черный,бровастый,страшныйвидом
князь Яков Долгорукий и братья его Лука, Борис и Григорий. Яков сказал:
- У нас ножи взяты и панцири под платьем... Что ж, кричать Петра?
- Идите на крыльцо, к народу. Туда патриарх выйдет, там и крикнем...А
станут кричать Ивана Алексеевича, - бейте воров ножами...
Через час патриарх вышел на красноекрыльцои,благословивтысячную
толпу - стрельцов, детейбоярских,служилыхлюдей,купцов,посадских,
спросил,-комуизцаревичейбытьнацарстве?Гореликостры.За
Москвой-рекой садился месяц. Его ледяной свет мерцал на куполах. Изтолпы
крикнули:
- Хотим Петра Алексеевича...
И еще хриплый голос:
- Хотим царем Ивана...
На голос кинулись люди, и он затих, и громче закричали в толпе: "Петра,
Петра!.."
7
На Данилином дворе два цепных кобеля рванулись наАлешку,задохнулись
от злобы. Девчонка с болячками на губах, в накинутойнаголовушубейке,
велела ему идти по обмерзлой лестнице наверх, в горницу, сама хихикнула ни
к чему, шмыгнула под крыльцо, в подклеть, где втемнотегорелидровав
печи.
Алешка, поднимаясь полестнице,слушал,каккто-тонаверхукричит
дурным голосом... "Ну, - подумал он, - живым отсюда не уйти..."Ухватился
за обструганную чурочку на веревке, - едваоторвалоткосяковзабухшую
дверь. В нос ударило жаром натопленной избы, редькой, водочным духом.Под
образами у накрытого стола сидели двое - поп скосицей,рыжаяборода-
веником, и низенький, рябой, с вострым носом.
- Вгоняй ему ума в задние ворота! - кричали они, стуча чарками.
Третий, грузный человек, в малиновойрубахераспояской,зажавмежду
коленкого-то,хлесталегоремнемпоголомузаду.Исполосованный,
худощавый зад вихлялся, вывертывался. "Ай-ай, тятька!" - визжал тот,кого
пороли. Алешка обмер.
Рябой замигал на Алешку голыми веками. Поп разинул большой рот, крикнул
густо:
- Еще чадо, лупи его заодно!
Алешка уперся лаптями, вытянул шею."Ну,пропал..."Грузныйчеловек
обернулся.Из-подногего,подхвативпорточки,выскочилмальчик,с
бело-голубыми круглыми глазами. Кинулся в дверь,скрылся.ТогдаАлешка,
как было приказано, повалился в ноги и три разастукнулсялбом.Грузный
человек поднял его за шиворот, приблизил к своему лицу - медному, потному,
обдал жарким перегаром:
- Зачем пришел? Воровать? Подглядывать? По дворам шарить?
Алешка, стуча зубами, стал сказывать про Тыртова.Умедногочеловека
надувались жилы, - ничего не понимал.
Умедногочеловека
надувались жилы, - ничего не понимал... "Какой Тыртов? Какого коня? Так ты
за конем пришел?Конокрад?.."Алешказаплакал,забожился,закрестился
трехперстно... Тогда медный человек бешено схватил его за волосы, поволок,
топчасапогами,вышибногоюдверьишвырнулАлешкусобледенелой
лестницы...
- Выбивай вора со двора, - заорал он, шатаясь,-Шарок,Бровка,взы
его...
Нагибаясь в дверях, как бык, Данила Меньшиков вернулся кстолу.Сопя,
налил чарки. Щепотью захватил редьки.
- Ты, поп, писание читал, ты знать должен, - загудел он, - сынуменя
от рук отбился... Заворовался вконец, сучий выкидыш. Убитьмне,чтоли,
его? Как по писанию-то? А?
Поп Филька ответил степенно:
- По писанию будет так: казни сынаотюностиего,ипокоиттяна
старость твою. И не ослабляй, бия младенца; аще бо жезломбиешиего,не
умрет, но здоровеебудет;учащайемураны-бодушуизбавляешиот
смерти...
- Аминь, - вздохнул востроносый...
- Погоди, - отдышусь, я его опять позову, - сказал Данила. - Ох, плохо,
ребята... Чтонигод-тохуже.Детиотрукотбиваются,древнего
благочестия нет... Царское жалованьеподвагоданеплочено...Жрать
нечего стало... СтрельцыгрозятсяМосквусчетырехконцовподжечь...
Шатание великое в народе... Скоро все пропадем...
Рябой, востроносый, начетчик Фома Подщипаев, сказал:
- Никониане [последователи патриарха Никона ипроведеннойимв1553
году церковной реформы] древнюю веру сломали, а ею(поднялпалец)земля
жила... Новой веры нет... Дети в грехе рождаются, -хотьегодосмерти
бей, что ж из того: в нем души нет... Дети века сего...Никониане.Стадо
без пастыря, пища сатаны... Протопоп Аввакум писал: "Атыли,никониан,
покушаешься часть Христову соблазнить и вжертвуссобоюотцусвоему,
дьяволу, принести"... Дьяволу! (Опять поднял палец).Идалее:"Ктоты,
никониан? Кал еси, вонь еси, пес еси смрадный..."
- Псы! - Данила бухнул по столу.
- Никонианские попы да протопопы в шелковыхрясахходят,отсытости
щеки лопаются, псы проклятые! - сказал поп Филька.
Фома Подщипаев, выждав, когда кончат браниться, проговорил опять:
- И о сем сказано у протопопа Аввакума: "Друг мой, Иларион, архиепископ
рязанской! Вспомни, как жил Мелхиседек в чаще леса на гореФаворской.Ел
ростки древес и вместо пития росу лизал. Прямой былсвященник,неискал
ренских и романеи, и водок, и вин процеженных, и пива скардамоном.Друг
мой, Иларион, архиепископ рязанской. Видишь ли,какМелхиседекжил.На
вороных в каретах не тешился, ездя. Да еще и был царской породы. А ты кто,
попенок?.. В карету садишься, растопыришься, что пузырь наводе,сидяв
карете на подушке, расчесав волосы, что девка, да и едешь,выставярожу,
по площади, чтоб черницы-ворухи любили... Ох, ох, бедной...Явноослепил
тебя дьявол.