- Нет, нет, нельзя, кругом сплетники, скажут, окручиваю вас... илиеще
какую-нибудь гадость.
У нее задрожал голос, на глазах выступили слезы...
- Что вы, что вы! - испугался Вадим. - Зачем вы плачете? Не надо.
Она вытерла глаза платочком.
- Не люблю, когда обомнеплохоговорят.Простоярада,чтовас
наградили. Для меня это праздник. Поедемте лучше ко мне,посидим,музыку
послушаем, живу одна, хорошо?
- Хорошо, - едва проговорил Вадим.
- После первого акта я жду вас на улице, у служебного входа.
Она чмокнула его в щеку и убежала.
Вадим промучилсяпервыйакт,невидел,чтопроисходитнасцене.
Свидание с женщиной наедине, в ее комнате... "Живу одна..."Почемуодна?
Приехала из Пензы,что-нибудьснимает,наверное,илизамужем,мужв
командировке... А вдругнагрянет?!Нет,его,орденоносца,непосмеет
тронуть. Страшило другое... Вдруг не получится. Ужедваразатакбыло.
Вдруг опять?! Но деваться некуда,Пирожковабудетждатьнаулице,на
морозе. И как уйти после первого акта? Подумают,чтоемунепонравился
спектакль, будет сочтено зазнайством новоявленного орденоносца:нравится,
не нравится, критик должен высидеть спектакль до конца.Придетсясделать
вид, что уходит по срочному делу.
Вантракте,появившисьвкомнатеадминистратора,Вадимсхватил
телефонную трубку, набрал какие-то цифры, сделалвид,будтокто-тоему
ответил, даже попросил всех быть потише.
- Да, да... Когда? Ах, так... Понятно... Хорошо, хорошо.Янемедленно
выезжаю. Да, сию секунду. Позвоните, скажите, через двадцать минут буду.
Положил трубку, обвел всех многозначительным взглядом:
- К сожалению, должен срочно уехать!
- Что-нибудь случилось, Вадим Андреевич?
- Вы-зы-ва-ют! - произнес Вадим так, будто его вызывают в самые высокие
инстанции, может быть, даже в ЦК.
Зашли с Вероникой в гастроном на улице Горького. Вадим купилпортвейн,
колбасу, сыр, масло, маринованные огурчики в банке, вяленую рыбу,покупал
широко,хотелпокрасоватьсяпередПирожковой.Онакачалаголовой:
"Марасевич, Марасевич, зачем так много?" А саматемвременемоглядывала
прилавки: нет ли еще чего-нибудь вкусненького.
Вероника жила в Столешниковом переулке (отметила с гордостью: "Всамом
центре живу"), вбольшойкоммунальнойквартире.Проходяпокоридору,
показала:
- Вот уборная, вот ванная. Ни на кого не обращайте внимания. Мещане!
Произнесла громко, нисколько не заботясь о том, услышат ли ее соседи.
Небольшая, скудно обставленная комната. Вероника подвела Вадима к окну.
- Смотрите, Марасевич, какой красивый вид...
- Прекрасный, - согласился Вадим,хотябылотемноионничегоне
увидел.
За спиной что-то скрипнуло, Вадим испуганно оглянулся.
Дверь шкафа открылась, вывалилось скомканноеплатье,Вероникасунула
его обратно, закрепила дверь, просунув в щель свернутую газету.
- Так, теперь тапочки надевайте. Легче ведь, правда?
- Очень удобно.
- И пиджак долой! - распоряжалась Вероника. - Здесь тепло, топят.
Она помогла ему снять пиджак, повесила на спинку стула, потомвыложила
закуски. У нее было только две тарелки, на одну положиласыр,колбасуи
масло, на другую рыбу. Хлеб нарезала на газете.
- Будем закусывать по-студенчески. Не привыкли к такой сервировке?
Он протестующе поднял толстые плечи:
- Ну почему же?
- Временные трудности, - загадочно произнесла Вероника, -имещанства
не люблю... Открывайте бутылку, Марасевич. Штопор? Чего нет, тогонет.В
этом доме я вино пью первый раз, в честь вашего ордена. Цените, Марасевич?
- Конечно, конечно...
- Бутылку хлопните снизу, ладонью... Видали, как мужики делают?
Вадим повертел бутылку в руках, неумело ударил ею о ладонь.
- Давайте по-другому. - Вероника забрала унегобутылку.-Проткнем
пробку, и все дела. У меня, кстати, отвертка есть.
И заработала отверткой.
- Пробка опустится на дно, в ней ничего вредного нет...
Справившись с пробкой, налила вино в две граненые стопки, подняла свою.
-Завысокуюизаслуженную,чувствуете,Марасевич,заслуженную
правительственную награду!
И, чокнувшись с Вадимом, выпила всю стопку.
Вадим отпил только половину.
Она замотала кудряшками.
- Так не пойдет, за орден надо выпить, иначе носиться не будет.
Вадим допил стопку. Она протянула ему огурчик на вилке.
- Закусывайте, берите рыбку, а я вам бутерброд намажу.-Сделалаему
бутерброд с маслом, колбасой и сыром. - Попробуйте трехслойный.
Вадиму понравилось, ел с аппетитом и рыбу, и колбасу, и сыр. К томуже
боялся захмелеть, тогда наверняка ничего не получится.
Между тем Вероника налила по второй.
- Теперь за вас, - сказал Вадим, - за вашиуспехивтеатре,зато,
чтобы по достоинству оценили ваш талант.
На ее лице появилась гримаса.
- В театремалоодноготаланта.Актерыкусочники,каждыйноровит
другому ножку подставить. Ладно, не хочу об этом. Сегодня твой день,твой
праздник... Ой, Марасевич, я уже на "ты" перешла.
- Прекрасно. И я тебе буду говорить "ты".
- Тогда надо выпить на брудершафт. - Она запела: -Набрудершафт,на
брудершафт, Марасевич, Марасевич, будем пить на брудершафт.
Они перекрестили руки, выпили, расцеловались.
Вероника поставила свою рюмку на стол.
- Нет! Так на брудершафт не пьют!
Она придвинулась со стулом к Вадиму, обняла его заголову,поцеловала
долгим поцелуем, посмотрела емувглазатожедолгим,серьезным,даже
страдающим взглядом, неожиданно сказала:
- Хочешь яичницу? Яичница с колбасой, знаешь, как вкусно!
Мелко нарезала колбасу, положила на тарелку четыре яйца,кусокмасла,
отправилась на кухню.
Вадим остался один. Страх перед возможной неудачей окончательно овладел
им. И тогда опять будет,какужебывало,плохоскрываемоепрезрение,
зевота, убегающий взгляд, равнодушное расставание.