В зале засмеялись.
- Не стройте из себя дурачка, - рассердился Баулин, - кто не дал писать
передовую? Панкратов?
- Не помню.
- Не помните... Вас это не удивило?
Руночкин только пожал плечами.
- А предложение Панкратова написать эпиграммы удивило?
- Раньше мы их тоже писали.
- Вы понимаете свою ошибку?
- Если рассуждать так, как товарищ Лозгачев, то понимаю.
- А вы как рассуждаете?
Руночкин молчал.
- Дурачка строит! - выкрикнул опять Карев.
Баулин посмотрел в бумажку.
- Позднякова здесь?
Улыбаясь, хорошенькая Позднякова поднялась на трибуну.
- Что я могу сказать? Саша Панкратов решил передовой не писать, аведь
он комсорг, мы должны его слушаться.
- А если бы он вам велел прыгнуть с пятого этажа?
- Я не умею прыгать, - ответила Надя, - и я думала...
- Вы ни о чем не думали, - перебил ее Баулин. - Или вам нравится, когда
так издеваются над ударниками учебы?
- Нет.
- Почему не возразили?
- Они бы меня не послушали.
- А почему не пришли в партком?
- Я... - Позднякова поднесла платок к глазам. - Я...
- Хорошо, садитесь! - Баулин опять посмотрел в бумажку. - Полужан!
- Нечего их слушать, пусть Панкратов отвечает! - крикнули из зала.
- Дойдет очередь и до Панкратова. Говорите, Полужан!
- Все случившееся я считаю большой ошибкой, - начала Роза.
- Ошибки бывают разные!
- Я считаю это политической ошибкой.
- Так и надо говорить сразу, а не когда тянут за язык.
- Я это считаю грубой политической ошибкой. Я только прошупринятьво
внимание, что я предлагала написать передовую.
-Выдумаете,этовасоправдывает?Выумылируки,хотелисебя
обезопасить, а то, что такая пошлятинабудетвисетьнастене,васне
волновало? Вы сами писали эпиграммы?
- Да.
- На кого?
- На Нестерова, Пузанова и Приходько.
- Один обжора, другой -соннаятетеря,третий-жулик.Иэтовы
считаете прославлением ударничества?
- Это моя ошибка, - прошептала Роза.
- Садитесь!.. Ковалев!
Бледный Ковалев вышел на трибуну.
- Я должен честно признать: когда шел сюда, мне не была полностьюясна
политическая суть дела, казалось, что это шутка,глупая,неуместная,но
все же шутка. Теперьявижу,чтомывсеоказалисьорудиемвруках
Панкратова. Правда, я настаивал на передовой.Но,когдаречьзашлаоб
эпиграммах, смолчал: эпиграмма писалась на меня и мне казалось, что,если
я буду возражать, ребята подумают, что спасаю себя от критики.
- Постеснялся? - усмехнулся Баулин.
- Да.
- Ковалев сразу пришел в бюро ичестнорассказал,каквсебыло,-
заметил Лозгачев.
- Лучше бы он пришел до того, как повесили газету, - возразил Баулин.
ПоднялсяСиверский,преподаватель,топографии.Сашаникакне
предполагал, чтоончленпартии.
Сашаникакне
предполагал, чтоончленпартии.Этотмолчаливыйчеловексвоенной
выправкой, в синих кавалерийских галифе и длинной белой кавказской рубашке
казался ему бывшим офицером царской армии.
- Ковалев! Вы стеснялись возражать против эпиграмм на себя?
- Да.
- Почему же вы не возражали против эпиграмм на других?
- Демагогический вопрос! - раздался голос Карева.
- Запутывает дело! - крикнул еще кто-то.
Баулин обвел рукой зал.
- Слышите, товарищ Сиверский, как собрание расценивает ваш вопрос?
- Я хотел сказать молодому человеку Ковалеву, что ему не стоило бытак
начинать жизнь, - спокойно произнес Сиверский и сел.
- Вы можете выступить в прениях, - ответил Баулин. - А сейчас послушаем
главного организатора. Панкратов, пожалуйста!
Саша сидел в заднем ряду, среди студентов с других факультетов, слушал,
обдумывал, что ему сказать. От него ждут признания ошибок, хотят услышать,
_как_ он будет раскаиваться, _чем_ будет оправдываться. Жалел ли он о том,
что произошло? Да, жалел. Мог не пререкатьсясАзизяном,могвыпустить
газету так, как ее выпускали всегда. И не получилось бытогдавсейэтой
истории, которая так неожиданно и нелепо ворвалась в его жизнь ивжизнь
его товарищей. И все же надо выстоять, отстоять ребят, заставить выслушать
себя. Здесь не только Баулин, Лозгачев и Карев,здесьЯнсон,Сиверский,
здесь его товарищи, они сочувствуют ему.
Зал притих. Те, кто вышел покурить, вернулись. Многие всталисосвоих
мест, чтобы лучше видеть.
- Мне предъявлены тяжелые обвинения, - начал Саша, -товарищЛозгачев
употребилтакиевыражения,какполитическаядиверсия,антипартийное
выступление, злопыхательство...
- Правильно употребил! - крикнул из зала, наверно, Карев, но Саша решил
не обращать внимания на выкрики.
Баулин постучал карандашом по столу.
- Доцент Азизян в своих лекциях не сумел сочетать теоретическую часть с
практической и тем лишил насзнакомствасважнымиразделамикурса,-
продолжал Саша.
Азизян вскочил, но Баулин движением руки остановил его.
-Остенгазете.Преждевсегоя,каккомсорг,полностьюнесу
ответственность за этот номер.
- Какой благородный! - закричали из зала. - Позер!
- Именно я сказал, что передовой не надо, именно я предложилпоместить
эпиграммы и сам написал одну из них. И ребята это могли рассматриватькак
установку.
- Установку? От кого выееполучили?-пристальноглядянаСашу,
спросил Баулин.
В первую минуту Саша не понял вопроса. Но, когдаегосмыслдошелдо
него, ответил:
- Вы вправе задавать мне любые вопросы, кроме тех, что оскорбляют меня.
Я еще не исключен.
- Исключим, не беспокойся! - крикнули из зала. Уж это-то точно Карев.
- Дальше. Передовую не написали потому, что не хотелось повторять того,
что будет внашеймноготиражкеифакультетскомбюллетене.Тамболее
квалифицированные журналисты...
- Судя по эпиграмме, ты даже поэт, - насмешливо сказал Баулин.