.
Збышко в один миг взобрался повыше и сквозь ветви поглядел на гладь озерца: бобр то погружался в воду, то всплывал на поверхность,
перекувыркиваясь при этом и показывая более светлое, чем спинка, брюшко.
- Здорово попала! Сейчас ему конец! - сказала Ягенка.
Она отгадала, движения бобра становились все слабей, еще немного - и он всплыл на поверхность кверху брюхом.
- Я пойду за ним, - сказал Збышко.
- Не ходи. Тут у берега трясина бездонная. Коли не знаешь, как пробираться, наверняка засосет.
- Как же мы его добудем?
- Да ты про то не думай - к вечеру он уж будет в Богданце, а нам пора домой...
- Ловко ты его подстрелила!
- Э, мне не впервой!..
- Другие девушки и глянуть на самострел боятся, а с тобой хоть целый век по лесу ходи!..
Услышав эту похвалу, Ягенка улыбнулась от радости, но ничего не сказала, и они пошли назад по старой дороге через лозняк. Збышко стал
расспрашивать о бобровых гонах, Ягенка рассказала ему, сколько бобров на мочидольских и згожелицких болотах и как они на озерцах и речушках
строят свои мазанки и плотины.
Вдруг она хлопнула себя по боку.
- Ах ты господи! - воскликнула она. - Забыла на иве стрелы. Подожди меня!
Не успел он сказать, что сам сходит за ними, как она, словно серна, помчалась назад и через минуту исчезла из виду. Збышко ждал, ждал и уж
стал удивляться, что это ее так долго нет.
- Верно, растеряла стрелы и ищет их, - сказал он сам себе, - а все-таки надо пойти поглядеть, не случилось ли чего с нею...
Однако не успел он сделать и двух шагов, как перед ним появилась Ягенка с самострелом в руке, смеющаяся, румяная и с бобром за плечами.
- Господи! - воскликнул Збышко. - Да как же ты его добыла?
- Как? Влезла в воду - вот и вся недолга! Мне не впервой, а тебя я не хотела пустить, ты ведь не знаешь, куда надо плыть, так тебя трясина
и засосала бы.
- А я ждал тебя тут, как дурак! Хитрая ты девчонка.
- Что же мне было делать? Раздеваться, что ли, при тебе?
- Так ты и стрелы не забыла?
- Нет, это я только хотела, чтобы ты отошел от берега.
- Так, так! Ну, а пойди я следом за тобой, то-то бы диво увидал. Было бы на что поглядеть!
- Замолчи!..
- Ей-ей, я уже шел к тебе.
- Замолчи!..
Через минуту, желая, видно, переменить разговор, она сказала:
- Выжми мне косу, а то вся спина от нее мокрая.
Збышко одной рукой взялся за косу поближе к голове, а другой стал выжимать ее.
- Лучше было бы расплести ее, - говорил он при этом, - ветер тотчас и высушил бы.
Но Ягенка не хотела расплетать косу, потому что им снова приходилось продираться сквозь заросли. Збышко закинул теперь за спину бобра, а
Ягенка пошла впереди.
- Теперь Мацько скоро выздоровеет, - сказала она, - потому для ран нет ничего лучше, как пить медвежье сало, а рану смазывать бобровой
струей. Недельки через две сможет сесть на коня.
- Дай-то бог! - сказал Збышко. - Жду не дождусь, когда он выздоровеет, - больного бросить нельзя, а сидеть мне здесь невмоготу.
- Жду не дождусь, когда он выздоровеет, - больного бросить нельзя, а сидеть мне здесь невмоготу.
- Невмоготу? - переспросила Ягенка. - Отчего же?
- Разве Зых ничего не говорил тебе про Данусю?
- Да нет, говорил... Я знаю, знаю... она тебя покрывалом накрыла...
Он говорил еще мне, что всякий рыцарь дает обет... служить своей госпоже... Но он говорил, что это пустое... все эти обеты... и женатые
дают обет служить какой-нибудь госпоже. А эта Дануся, Збышко, кто она, скажи мне?.. Кто она, эта Дануся?
И, подойдя ближе к Збышку, она в страшной тревоге устремила на него глаза, он же, не обратив на это никакого внимания, ответил:
- Она и моя госпожа, и возлюбленная моя. Никому я про это не говорил, а тебе, как сестре родной, скажу, потому что мы с малых лет знаем
друг дружку. За тридевять земель, в тридесятое царство пошел бы я за нею, хоть к немцам, хоть к татарам, потому другой такой нет на всем белом
свете.
Пускай дядя остается в Богданце, а я к ней поеду... Что мне без нее Богданец, что достатки, что стада, что богатства аббата! Сяду я на коня
и уеду зимой и, клянусь богом, исполню все, что обещал ей, разве только раньше сам сложу голову.
- Я не знала об этом... - глухо сказала Ягенка.
Збышко тогда стал ей рассказывать о том, как встретил в Тынце Данусю и как тотчас дал ей обет, о том, что случилось после, - как сидел он в
темнице, как спасла его Дануся, как Юранд ему отказал, и как прощались они, и как тоскует он без нее, и как радуется, что после выздоровления
Мацька уедет к своей возлюбленной, чтобы исполнить все, что ей обещал. Он оборвал свой рассказ, завидев слугу с лошадьми, который поджидал их на
лесной опушке.
Ягенка вскочила на коня и сразу стала прощаться со Збышком.
- Пускай конюх едет следом за тобою с бобром, а я возвращаюсь в Згожелицы.
- Ты не поедешь в Богданец? Да ведь Зых у нас.
- Нет. Батюшка сказал мне, что вернется домой.
- Ну, тогда спасибо тебе за бобра.
- Прощай...
И через минуту Ягенка осталась одна. Она ехала домой через заросли вереска и первое время все оглядывалась на Збышка, а когда он скрылся
наконец за деревьями, закрыла рукою глаза, словно прячась от солнца.
Но скоро крупные слезы покатились из-под руки по ее щекам и закапали на седло и на гриву коня.
XV
После разговора со Збышком Ягенка три дня не показывалась в Богданце и только на четвертый день прискакала с вестью, что в Згожелицы
приехал аббат. Мацько встревожился. Правда, у него было на что выкупить Богданец, старик даже подсчитал, что останутся деньги на то, чтобы
поселить в деревне новых мужиков и развести скот, да и на другие хозяйственные нужды хватит; однако многое в этом деле зависело от богатого
родственника, который мог, например, забрать поселенных им мужиков, но мог и оставить их Мацьку и тем самым увеличить цену его владений.
Поэтому Мацько стал выспрашивать у Ягенки, в каком расположении духа приехал аббат - веселый или хмурый, что говорил про них и когда заедет
в Богданец. Девушка толково отвечала на вопросы старика, стараясь ободрить его и успокоить.
Она сказала Мацьку, что аббат приехал здоровый и веселый, с большой свитой, в которой, кроме вооруженных слуг, было несколько странствующих
причетников и песенников, что сейчас он распевает с Зыхом и с удовольствием слушает не только духовные, но и светские песни.