. - повторила потише Ягенка. - Но только вы рассказывайте...
- Ей-ей, правда!.. Уж после тебя та ему не больно придется по вкусу - сама знаешь, ядреней и красивей девки, чем ты, на всем свете не
сыщешь.
Небось чуяло его сердце, что ты его суженая, и любил-то он, может, тебя больше, чем ты его.
- Вот уж нет! - воскликнула Ягенка.
И, сообразив, что выдала себя, закрыла рукавом румяное, как наливное яблочко, лицо, а Мацько улыбнулся, погладил усы и сказал:
- Эх, вот бы молодость! Но ты не падай духом, я уж вижу, как дело обернется: поедет он, получит при мазовецком дворе шпоры, - там граница
близко, на крестоносца легко наткнуться... Знаю я, и немцы бывают могучими рыцарями и железо может проткнуть его шкуру, но только думаю, что не
всякий с ним справится, ловкий из него, дьявола, вояка. Подумай только, как он в один миг разделался с Чтаном из Рогова и Вильком из Бжозовой, а
ведь они, говорят, молодцы и крепкие парни, сущие медведи. Привезет он свои чубы, но дочки Юранда не привезет, я ведь сам говорил с Юрандом и
знаю, как обстоит дело. Ну, а что потом? Потом сюда воротится, больше ему воротиться некуда.
- Когда еще он там воротится?
- Ну, коли ты не выдержишь, так уж не пеняй. А пока передай аббату и Зыху все, что я тебе рассказал. Может, меньше станут гневаться на
Збышка.
- Как же мне передать им? Батюшка не очень гневается, больше печалится, а при аббате и вспомнить нельзя про Збышка. Досталось от него и
мне, и батюшке за слугу, которого я послала Збышку.
- Какого слугу?
- Да вы его знаете. Чех у нас был, которого батюшка взял в полон под Болеславцем, хороший слуга, верный. Звать его Главой. Батюшка
приставил его служить мне, потому что он сказал, что дома у себя был шляхтичем, а я дала ему добрую броню и послала к Збышку, чтобы он служил
ему и охранял его, а случись какая беда, дал бы знать... Я ему и кошелек на дорогу дала, а он спасением души поклялся мне, что до самой смерти
будет верно служить Збышку.
- Мое ты дитятко! Спасибо тебе! А Зых не перечил?
- А чего ему было перечить? Сперва он никак не хотел позволить, а повалилась я ему в ноги - и вышло по-моему. С батюшкой никаких хлопот не
было, а вот как аббат прознал обо всем этом от своих скоморохов, такой крик поднял, сущее светопреставление, батюшка даже в ригу от него убежал.
Только вечером сжалился аббат над моими слезами, да еще ожерелье мне подарил. Но я бы все стерпела, только бы у Збышка слуг было побольше.
- Ей-ей, не знаю, его иль тебя больше люблю; но ведь он и без того взял много людей, да и денег я ему дал, хоть он и не хотел... Ну, а
Мазовия не за горами...
Разговор был прерван лаем собак, криками и громом медных труб перед домом. Заслышав шум, Ягенка сказала:
- Батюшка с аббатом с охоты воротились. Выйдемте на крылечко, лучше пусть аббат увидит вас издали, а не вдруг в доме.
С этими словами она проводила Мацька на крылечко, откуда они увидели во дворе на снегу целую кучу народа, коней и собак и тут же туши
заколотых рогатинами или убитых из самострела лосей и волков. Завидев Мацька, аббат, прежде чем соскочить с коня, метнул в его сторону рогатину;
правда, он вовсе не думал попасть в старика, а хотел только показать, как сильно он гневается на обитателей Богданца. Но Мацько сделал вид,
будто ничего не заметил, снял шапку и издали ему поклонился, а Ягенка, та и впрямь ничего не заметила, - она поразилась, увидев в толпе обоих
своих вздыхателей.
Но Мацько сделал вид,
будто ничего не заметил, снял шапку и издали ему поклонился, а Ягенка, та и впрямь ничего не заметила, - она поразилась, увидев в толпе обоих
своих вздыхателей.
- Здесь Чтан и Вильк! - вскричала она. - Верно, встретились с батюшкой в лесу.
А у Мацька старая рана заныла, когда он увидал их. В голове его тотчас пронеслась мысль, что один из них может жениться на Ягенке и
получить за нею Мочидолы, земли аббата, его леса и деньги... И от смешанного чувства досады и злости защемило у старика на сердце, особенно
когда он увидал, как Вильк из Бжозовой, с чьим отцом аббат недавно хотел драться, подбежал к его стремени и помог спешиться, аббат же, слезая с
коня, милостиво оперся на плечо молодого шляхтича.
"Так вот и сладит аббат дело со старым Вильком, - подумал Мацько, - отдаст за девкой и леса, и земли".
Но эти горькие мысли прервал голос Ягенки:
- Уж успели подлечиться после взбучки, которую им задал Збышко; но хоть каждый божий день будут ездить сюда - все равно ничего не дождутся!
Мацько поглядел на Ягенку: лицо девушки пылало от гнева и мороза, голубые глаза сердито сверкали, а ведь она отлично знала, что Вильк и
Чтан вступились за нее в корчме и из-за нее были избиты Збышком.
Но Мацько сказал:
- Эх! Сделаешь так, как аббат велит.
Но она решительно возразила:
- Аббат сделает, как я захочу.
"Господи боже мой! - подумал Мацько. - И этот глупый Збышко упустил такую девку!"
XIX
А "глупый" Збышко и впрямь уехал из Богданца с тяжелым сердцем.
Прежде всего ему было как-то непривычно, не по себе, без дяди, с которым он многие годы не расставался и к которому так привык, что сейчас
сам не знал, как будет обходиться без него в пути и на войне. А потом, жаль было ему Ягенки; хоть и старался он убедить себя, что едет к Данусе,
что любит ее всем сердцем, однако только теперь он почувствовал, как хорошо ему было с Ягенкой, как сладки были их встречи и как тоскует он по
ней. Он и сам дивился, чего так загрустил вдруг без нее, - все ведь было бы ничего, когда б тосковал он по Ягенке, как брат по сестре. Но он-то
понимал, чего ему недостает: ему хотелось снова и снова обнимать ее стан и сажать ее на коня или снимать с седла, снова и снова переносить через
речки и выжимать воду из ее косы, снова и снова бродить с ней по лесам, и глядеть на нее не наглядеться, и "советоваться" с ней. Так привык он к
ней и так сладко все это было, что не успел он об этом подумать, как тотчас предался мечтам и, совсем позабыв, что впереди у него долгий путь в
Мазовию, живо представил себе ту минуту, когда в лесу он боролся один на один с медведем и Ягенка пришла вдруг ему на помощь. Будто вчера все
это было, и будто вчера ходили они на бобров на Одстаянное озерцо. Он не видел тогда, как пустилась она вплавь за бобром, но сейчас ему
чудилось, будто видит ее, - и истома напала на него, как две недели назад, когда ветер пошалил с ее платьем.
Потом вспомнилось ему, как ехала она в пышном наряде в Кшесню в костел и как дивился он, что такая простая девушка едет вдруг, словно
знатная панночка со своей свитой. И тревогу, и блаженство, и печаль ощутил он вдруг в своем сердце, а как вспомнил, что мог бы позволить себе с
нею все, что хотел, что и она льнула к нему, смотрела ему в глаза, рвалась к нему, так едва усидел на коне.