Правда, много мошенников ездит по свету, все у них поддельное: и отпущения, и святыни, и печати, и свидетельства, и святой отец справедливо
требует в своих посланиях предавать суду этих обманщиков; но меня приор серадзский несправедливо обидел, потому что у меня печати подлинные.
Осмотрите воск, милостивый пан, и вы сами увидите.
- А что же сделал тебе серадзский приор?
- Ах, милостивый пан! Дай-то бог, чтобы я ошибался, но, сдается мне, он заражен еретическим учением Виклифа <Джон Виклиф (Уиклиф, между
1320 и 1330 - 1384) - английский богослов, выступавший против папской теократии, церковной собственности, культа святых, торговли индульгенциями
и оказавший влияние на движение Реформации в других европейских странах.>. Мне ваш оруженосец сказал, будто вы едете в Серадз, так лучше мне не
показываться приору на глаза, чтоб не доводить его до греха и до новых кощунств над моими святынями.
- Короче говоря, он принял тебя за мошенника и грабителя?
- Да разве во мне дело, милостивый пан! Я бы простил его, как своего ближнего, что, впрочем, я в конце концов и сделал, но ведь он поносил
мои святые товары, и я очень опасаюсь, что за это будет осужден на вечные муки.
- Какие же у тебя святые товары?
- Такие, что не подобает говорить о них с покрытой головой; но на этот раз у меня под рукой готовые отпущения, и потому я могу дозволить
вам не снимать капюшона, а то опять подул ветер. На привале вы купите отпущеньице, и грех вам не зачтется. Чего только у меня нет! Есть у меня
копыто того ослика, на котором совершено было бегство в Египет, оно было найдено около пирамид. Арагонский король давал мне за это копыто
пятьдесят дукатов чистым золотом. Есть у меня перо из крыла архангела Гавриила, оброненное им во время благовещения; есть головы двух перепелок,
ниспосланных израильтянам в пустыне; есть масло, в котором язычники хотели изжарить Иоанна Крестителя, и перекладина лестницы, которую видел во
сне Иаков, и слезы Марии Египетской, и немного ржавчины с ключей апостола Петра... Нет, не перечислить мне всего, милостивый пан, - и продрог-то
я до костей, а ваш оруженосец не хотел дать мне вина, да и до вечера мне все равно бы не кончить.
- Великие это святыни, если только они подлинные! - сказал Збышко.
- Если только подлинные? Нет, пан, сейчас же возьмите у оруженосца копье и наставьте его, ибо дьявол тут, рядом с вами, это он внушает вам
такие мысли. Держите его на расстоянии длины копья от себя. А не хотите накликать беду, так купите у меня отпущение за этот грех, не то и трех
недель не пройдет, как умрет тот, кого вы любите больше всего на свете.
Збышко вспомнил про Данусю и испугался этой угрозы.
- Да ведь это не я, - возразил он, - а доминиканский приор в Серадзе не верит тебе.
- А вы, милостивый пан, сами осмотрите воск на печатях; что ж до приора, то одному богу известно, жив ли он еще, ибо кара господня может
тотчас постигнуть человека.
Однако, когда они приехали в Серадз, приор был еще жив. Збышко даже отправился к нему заказать две обедни: одну о здравии Мацька, а другую
- о ниспослании павлиньих султанов, за которыми он уехал из дому. Приор, как это часто случалось в тогдашней Польше, был чужеземец, родом из
Целии <Имеется в виду город Целье и Цельское графство в Словении.>, но за сорок лет жизни в Серадзе хорошо научился говорить по-польски и стал
заклятым врагом крестоносцев.
>, но за сорок лет жизни в Серадзе хорошо научился говорить по-польски и стал
заклятым врагом крестоносцев. Вот почему, узнав о замысле Збышка, он сказал:
- Еще горше покарает их десница господня; но и тебя я не стану отговаривать - ты дал клятву, да и карающая рука поляка никогда не воздаст
им в должной мере за все то, что они сотворили в Серадзе.
- Что же они сотворили? - спросил Збышко, которому хотелось знать о всех обидах, причиненных полякам крестоносцами.
Старичок-приор развел руками и сперва прочел вслух "Вечную память", затем уселся на табурет, с минуту сидел с закрытыми глазами, словно
желая оживить в памяти старые воспоминания, и наконец повел свой рассказ:
- Их Винцентий из Шамотул <Винцентий из Шамотул (ум. в 1332 г.) - познанский воевода, "генеральный староста" великопольских земель, за
измену отстраненный от должности Локотком и перекинувшийся на сторону Ордена; участвовал в опустошительном походе крестоносцев на Великопольшу в
июле 1331 г., но затем перешел к королю.> привел сюда. Было мне в ту пору двенадцать лет, и я только приехал из Цилии, откуда меня забрал мой
дядя, прелат Петцольд. Крестоносцы напали на город ночью и тут же его подожгли. С городских стен мы видели, как на рынке рубили мечами мужчин,
женщин и детей, как бросали в огонь младенцев... Я видел убитых ксендзов, ибо, разъярясь, крестоносцы никому не давали пощады. Оказалось, что
приор Миколай, который был родом из Эльблонга, знает комтура Германа, предводителя войск крестоносцев. Приор вышел со старшей братией к этому
свирепому рыцарю, упал перед ним на колени и на немецком языке заклинал его смилостивиться над христианами. Но комтур сказал только: "Не
понимаю!"
- и велел продолжать резню. Тогда-то и вырезали монахов, а с ними убили и дядю моего Петцольда, Миколая же привязали к конскому хвосту. А к
утру в городе не осталось в живых ни одного человека, только крестоносцы разгуливали, да я притаился на колокольне на брусе, к которому
подвешены колокола. Бог за это уже покарал их под Пловцами, но они все ищут гибели нашего христианского королевства и до той поры будут искать,
покуда не сотрет их с лица земли десница господня.
- Под Пловцами, - сказал Збышко, - погибли почти все мужи моего рода; но я не жалею об этом, ибо великую победу даровал господь королю
Локотку и двадцать тысяч немцев истребил.
- Ты доживешь до еще большей войны и еще больших побед, - сказал приор.
- Аминь! - ответил Збышко.
И они переменили разговор. Молодой рыцарь спросил мимоходом о торговце реликвиями, которого встретил по дороге, и узнал, что много таких
мошенников шатается по дорогам, обманывая легковерных людей. Приор сказал также, что есть папские буллы, повелевающие епископам задерживать этих
торговцев и, если у кого не окажется подлинных свидетельств и печатей, немедленно предавать суду. Свидетельства этого бродяги показались приору
подозрительными, и он тотчас хотел препроводить его в епископский суд.
Если бы оказалось, что тот действительно послан из Рима с индульгенциями, то никто бы его не обидел. Но он предпочел бежать. Быть может, он
боялся задержки в пути, но этим бегством только навлек на себя еще большее подозрение.
В конце беседы приор пригласил Збышка отдохнуть и заночевать в монастыре, но тот не смог принять приглашение, так как хотел вывесить перед
корчмой вызов "на бой пеший или конный" всем рыцарям, которые стали бы оспаривать, что панна Данута самая прекрасная и самая добродетельная
девица во всем королевстве, повесить же такой вызов на воротах монастыря было делом неподобающим.