- Надеюсь, что так,ответилАттерсон. Я вам не говорил, что видел его
однажды и почувствовал такое же отвращение, как и вы?
- Этосамо собой разумеется увидевего,непочувствовать отвращение
было просто невозможно, заметил Энфилд.Да, кстати, каким болваном я должен
был вам показаться,когдане сообразил, что это задние ворота дома доктора
Джекила! Собственно, если бы не вы, я бы этого по-прежнему не знал.
- Так вы этознаете? сказал Аттерсон. В таком случае мы можем зайти во
двори посмотреть наокна.Откровенно говоря,беднягаДжекил меня очень
тревожит,иячувствую,что присутствие друга, дажеснаружи,может ему
помочь.
Во дворе былопрохладно,веяло сыростью, и, хотя в небе высоко над их
головами еще пылал закат,тутужесгущалисьсумерки.Среднееокно было
приотворено,иАттерсон увидел, что возленего, вероятно,решив подышать
свежим воздухом, сидит доктор Джекил, невыразимо печальный, словно неутешный
узник.
- Как! Джекил! воскликнул нотариус. Надеюсь, вам лучше?
-Яоченьплох,Аттерсон,ответилдоктортоскливо,оченьплох.
Благодарение Богу, скоро все это должно кончиться.
- Вы слишком мало выходите на воздух, сказал Аттерсон. Вам бы следовало
побольше гулять, разгонять кровь, как делаем мы с Энфилдом. (Мой родственник
мистер Энфилд, доктор Джекил.) Вот что: берите-ка шляпу и идемте с нами.
-Вы очень любезны, со вздохомответил доктор. Я был бы в восторге...
Но нет, нет, нет, это невозможно,я не смею. Право же, Аттерсон, я счастлив
видеть вас, этобольшая радостьдля меня. Япригласил бы вассмистером
Энфилдом подняться ко мне, но у меня такой беспорядок...
-Втаком случае, добродушно ответил нотариус, мыостанемся внизуи
будем продолжать беседовать с вами, не сходя с места.
- Именноэто я и хотел предложить, с улыбкой согласился доктор, ноне
успел он договорить,как улыбка исчезла сеголица и сменилась выражением
такого неизбывногоужасаиотчаяния, что стоящиевнизупохолодели. Окно
тотчасзахлопнулось, ноиэтого краткого мгновенияоказалось достаточно.
Нотариус и мистер Энфилд повернулись и молча покинули двор. Так же молча они
шлипоулочке,итолькокогдаоказалисьнасоседнейбольшойулице,
оживленной,даженесмотрянавоскресенье,мистерАттерсон,наконец,
посмотрел насвоего спутника. Оба были бледны,и во взгляде,которымони
обменялись, крылся страх.
- Да простит нас Бог, дапростит насБог! сказал мистер Аттерсон,но
мистерЭнфилдтолькомрачно кивнул ипродолжал идти вперЕд,по-прежнему
храня молчание.
Последняя ночь
Как-товечером,когда мистер Аттерсон сиделпосле обеда укамина, к
нему неожиданно явился Пул.
- Бог мой, что вас сюда привело,Пул? изумленно воскликнул нотариус и,
поглядев на старого слугу, добавил: Что с вами? Доктор заболел?
- Мистер Аттерсон, ответил дворецкий, случилась какая-то беда.
-Садитесь, выпейте вина, сказал нотариус. И не спешаобъяснитемне,
что вам нужно.
- Вы ведь знаете, сэр, привычки доктора, ответил Пул, как он теперь ото
всех запирается.Таквот: онопятьзаперсявкабинете, имнеэтоне
нравится, сэр... очень не нравится, право слово. Мистер Аттерсон, я боюсь.
-Успокойтесь,моймилый, сказалнотариус.Говорите яснее. Чего вы
боитесь?
- Я уже неделю как боюсь, продолжал Пул, упрямо не отвечая на вопрос. И
больше у меня сил нет терпеть.
ВесьобликПулаподтверждал справедливость егослов; они держался
иначе, чем обычно,и с той минуты, как он впервые упомянул освоем страхе,
он ни разу непосмотрел нотариусу влицо. Он сидел, придерживаяна колене
полную рюмку, к которой даже не прикоснулся, и смотрел в пол.
- Больше сил моих нет терпеть, повторил он.
- Успокойтесь же,сказал нотариус. Я вижу, Пул, что у васесть веские
основания так говорить,вижу,чтослучилось что-то серьезное. Скажитеже
мне, в чем дело!
- Я думаю, тут произошло преступление, хрипло ответил Пул.
- Преступление! воскликнул нотариусраздраженно, так как онбыл очень
испуган. Какое преступление? О чем вы говорите?
- Не смею объяснить сэр, ответил Пул. Но, может, выпойдете со мнойи
сами посмотрите?
Вместо ответамистер Аттерсонвстал, наделпальто ивзял шляпу; при
этомонсбольшимудивлениемзаметил,какоеневыразимоеоблегчение
отразилось налице дворецкого, но еще большенотариус удивился, когдаПул
поставил рюмку на стол, так и не пригубив вина.
Былахолодная,бурная,истинномартовскаяночь,бледныймесяц
опрокинулся на спину,словно не выдержавнапора ветра,апо небу неслись
прозрачныебатистовые облака. Ветер мешал говорить итак хлестал по щекам,
что к ним приливала кровь. Кроме того он, казалось, вымел с улиц прохожих во
всякомслучае, мистеру Аттерсонуникогдане доводилось видетьэтучасть
Лондона такой пустынной.
Пустынностьэта угнетала его,ибо никогдаеще он не испытывалстоль
настоятельнойпотребностивидетьиощущатьвокруг себя людей какон ни
разубеждал себя,им властновладелотягостноепредчувствиенепоправимой
беды.
Площадь,когдаони добрались до нее, была полна ветраи пыли, чахлые
деревья за садовой решеткойхлестали друг друга ветвями. Дворецкий, который
всюдорогу держалсяшагахвдвухвпереди,теперьостановилсяпосреди
мостовой и, несмотря на резкий ветер, снял шляпу и обтер лоб красным носовым
платком.Как ни быстроон шел,росинкипота,которыеон вытирал,были
вызваны не усталостью, адушевноймукой лицо его побелело, голос, когда он
заговорил, был сиплым и прерывистым.
-Что ж,сэр, сказалон.Вотмы и пришли.