Оказалось,
что люди, толпившиеся возле девочки,
ее родные, а вскорек ним присоединился и врач,которогоонабежала
позватькбольному.Онобъявил,чтосдевочкойнеслучилосьничего
серьезного, что она только перепугалась.
Тут,казалосьбы,мымоглиспокойноразойтись,ноэтому
воспрепятствовало одно странное обстоятельство. Я сразу же прониксяк этому
молодчику ненавистью и омерзением. И родные девочки тоже, что, конечно, было
толькоестественно.Однако меняпоразил врач. Это был самыйобыкновенный
лекарь,бесцветный,немолодойинестарый,говорилонссильным
эдинбургскимакцентом,ичувствительности внембыло небольше, чемв
волынке. Таквот, сэр. С ним случилось то же, чтои совсеми нами, стоило
ему взглянуть на моего пленника,как он дажебледнел от желания убитьего
тут жена месте.Я догадывался, что чувствуетон, аондогадывался, что
чувствую я, и, хотя убить негодяя, к сожалению, все-таки было нельзя, мы все
же постарались егонаказать. Мы сказали ему, что можем ославить его на весь
Лондон,и ославим. Если у него есть друзья или доброе имя, мы позаботимся о
том, чтобыон их лишился. Ивсеэто времямы с трудом удерживали женщин,
которыеготовыбылирастерзать его,точнофурии.Мненикогдаещене
приходилось видеть такой ненависти,написанной на стольких лицах, а негодяй
стоялвсамойсередине этогокольца,сохраняязлобную ипрезрительную
невозмутимость, я видел, что он испуган, нодержался он хладнокровно, будто
сам Сатана. "Если вы решили нажиться на этой случайности, заявил он, то я, к
сожалению,бессилен. Джентльмен,разумеется,всегдапредпочтетизбежать
скандала. Сколько вы требуете?" В конце концовмы выжали из него сто фунтов
дляродных девочки; онпопробовал было упереться, но понял, что может быть
хуже, и пошел на попятный.
Теперь оставалось только получить деньги, и знаете, куда он нас привел?
Кэтой самойдвери! Досталключ, отпер ее, вошел и через несколькоминут
вынесдесятьгинейичекнабанкКуттса,выданный на предъявителяи
подписанный фамилией, которую я не стану называть, хотя в ней-то и заключена
главная соль моей истории; скажу только, что фамилия эта очень известна и ее
нередко можно встретить на страницах газет. Сумма быланемалая, ноподпись
гарантировала бы и не такие деньги при условии, конечно, что была подлинной.
Янепостеснялсясказатьмолодчику,насколькоподозрительнымвсеэто
выглядит:только в романах человекв четыре часа утра входит вподвальную
дверь, а потом выноситчужой чек почти насто фунтов.Но они бровьюне
повел. "Не беспокойтесь, заявил он презрительно. Я останусь с вами, покане
откроютсябанки,исамполучупо чеку". После чегомы всеврач,отец
девочки, наш приятельи я отправились ко мне и просидели у менядо утра, а
после завтрака всей компаниейпошли вбанк.
Чек кассиру отдал я и сказал,
что уменя естьоснования считать его фальшивым. Ничуть не бывало! Подпись
оказалась подлинной.
- Так-так! заметил мистер Аттерсон.
- Я вижу, выразделяете мой взгляд, сказалмистер Энфилд. Да, история
скверная. Ведь этот молодчикбыл, несомненно, отпетый негодяй,ачеловек,
подписавший чек,воплощение самой высокой порядочности, пользуетсябольшой
известностьюи (чтотолькоухудшаетдело) принадлежит ктакназываемым
филантропам.По-моему, тут кроется шантаж: честный человекплатит огромные
деньги, чтобы какие-то его юношеские шалости не стали достояниемгласности.
"Дом шантажиста" вот как я называю теперь этот дом с дверью. Но дажеи это,
конечно, объясняет далеко не все! - Мистер Энфилд погрузился в задумчивость,
из которой его вывел мистер Аттерсон, неожиданно спросив:
- Но вам неизвестно, там ли живет человек, подписавший чек?
-В таком-то доме? возразилмистер Энфилд. К тому же я прочел на чеке
его адрес какая-то площадь.
- Ивы не наводилисправок... одомес дверью?осведомилсямистер
Аттерсон.
-Нет. Намойвзгляд,это было бы непорядочным. Ятерпеть немогу
расспросов: в наведении справокесть какой-топривкус Судного дня.Задать
вопрос это словно столкнуть камень с горы: вы сидите себе спокойненько на ее
вершине, а камень катится вниз, увлекает за собой другие камни; какой-нибудь
безобидный старикашка, которого у вас и вмыслях не было, копается у себя в
садике, и все это обрушивается на него,а семьеприходится менять фамилию.
Нет,сэр,у менятвердое правило: чем подозрительнее выглядитдело,тем
меньше я задаю вопросов.
- Превосходное правило, согласился нотариус.
-Однакоязанялсянаблюдениемза этим зданием,продолжалмистер
Энфилд. Собственно говоря, его нельзя назвать жилымдомом. Других дверейв
нем нет, а этой, да и то лишьизредка, пользуетсятолько нашмолодчик. Во
двор выходят три окна, но они расположены на втором этаже, а на первом этаже
окон нет вовсе; окна эти всегда закрыты, но стекло в нихпротерто. Из трубы
довольночастоидетдым,следовательно,вдоме все-такикто-то живет.
Впрочем, подобное свидетельство нельзясчитать неопровержимым, так как дома
тутстоят стольтесно,что трудносказать, гдекончаетсяодно здание и
начинается другое.
Некоторое время друзья шли молча. Первым заговорил мистер Аттерсон.
- Энфилд, сказал он, это ваше правило превосходно.
- Да, я и сам так считаю, ответил Энфилд.
- Тем не менее, продолжал нотариус, мне все-таки хотедось бы задать вам
одинвопрос. Яхочуспросить,как зваличеловека, которыйнаступилна
упавшего ребенка.
- Чтоже, сказал мистерЭнфилд, не вижу причины, почемуя должен это
скрывать. Его фамилия Хайд.
- Гм! отозвался мистер Аттерсон. А как он выглядит?
- Егонаружностьтрудно описать. Что-то в ней есть странное.