Что-то в ней есть странное... что-то
неприятное... попросту отвратительное. Ни один человек еще не вызывал у меня
подобной гадливости, хотя я сам не понимаю, чем она объясняется. Наверное, в
неместькакое-тоуродство,такоевпечатление создаетсяспервогоже
взгляда, хотя я немогуопределить отчего. У него необычнаявнешность, но
необычность эта какая-то неуловимая. Нет, сэр, у меня ничего неполучается:
я не могу описать, как он выглядит. И не потому, что забыл: он так и стоит у
меня перед глазами.
МистерАттерсоннекотороевремяшелмолча,что-тостарательно
обдумывая.
- А вы уверены, что у него был собственный ключ? спросил он наконец.
- Право же... начал Энфилд, даже растерявшись от изумления.
- Да, конечно, перебил его Аттерсон. Я понимаю, что выразился неудачно.
Видите ли,яне спросилвасобимени того, чьяподпись стояла на чеке,
только потому, чтоя его ужезнаю. Дело в том, Ричард, что ваша историяв
какой-то мерекасается именя. Постарайтесьвспомнить, не было ли в вашем
рассказе каких-либо неточностей.
- Вам следовало бы предупредитьменя, обиженно ответил мистерЭнфилд,
но я был педантично точен. У молодчика был ключ. Более того, у него и сейчас
есть ключ: я видел, как он им воспользовался всего несколько дней назад.
Мистер Аттерсон глубоковздохнул, но ничего не ответил, иего спутник
через мгновение прибавил:
-Вот еще одиндовод впользумолчания. Мне стыдно, что яоказался
такимболтуном.Обещаемдругдругу никогда впредь не возвращаться к этой
теме.
- С величайшей охотой, ответилнотариус. Совершеносвамисогласен,
Ричард.
Поиски мистера Хайда
Вэтот вечермистер Аттерсон вернулся в своюхолостяцкуюобительв
тягостномнастроениииселобедатьбезвсякогоудовольствия.После
воскресного обеда он имел обыкновение располагаться у каминас каким-нибудь
сухим богословскимтрактатомна пюпитре, за которыми коротал время, пока
часы на соседнейцерквинеотбивали полночь, после чегоонстепенно и с
чувством исполненного долга отправлялся на покой.
Вэтот вечер,однако,едваскатертьбыласнятасостола, мистер
Аттерсонвзял свечу и отправился вкабинет.Там он отперсейф, достал из
тайника документ в конверте, на котором значилось: "Завещание д-ра Джекила",
и, нахмурившись, принялся его штудировать.
Документ этот был написан завещателемсобственноручно, таккак мистер
Аттерсон, хотяи хранил его у себя, в своевремя наотрез отказался принять
участиев егосоставлении; согласно воле завещателя, всеимуществоГенри
Джекила, доктора медицины, доктора права,члена Королевского общества ит.
д., переходило "его другу и благодетелюЭдвардуХайду" нетолько в случае
егосмерти,ноив случае"исчезновенияилинеобъяснимогоотсутствия
означенного доктораДжекиласвышетрех календарныхмесяцев";означенный
ЭдвардХайдтакжедолжен былвступитьвовладениеего имуществомбез
каких-либодополнительныхусловий иограничений, если не считатьвыплаты
небольших сумм слугам доктора.
Этотдокумент давноужебылисточником мученийдлянотариуса.Он
оскорблял егои как юриста и как приверженцаиздавна сложившихсяразумных
традиций, для которого любое необъяснимое отклонение от общепринятых обычаев
граничило с непристойностью.
До сих порегонегодованиепиталось тем, чтоонничегонезнал о
мистере Хайде, теперь же оно обрело новую пищу в том, что он узнал о мистере
Хайде.Пока имяХайдаоставалосьдля неготолько именем, положение было
достаточноскверным.Однако оносталоещехуже,когдаэтоимя начало
облекаться омерзительными качествамиииз зыбкогосмутного тумана,столь
долго застилавшего его взор, внезапно возник сатанинский образ.
-Мне казалось, что это простое безумие, пробормоталнотариус, убирая
ненавистный документвсейф.Но я начинаю опасаться,что за этим кроется
какая-то позорная тайна.
МистерАттерсонзадул свечу, надел пальтои пошелпонаправлению к
Кавендиш-сквер,к этому средоточию медицинскихсветил, гдежил и принимал
бесчисленных пациентов его друг энаменитый доктор Лэньон.
"Есликто-нибудь и может пролить на это свет, то только Лэньон", решил
он.
Важный дворецкий почтительно поздоровался с мистеромАттерсономи без
промедления провел егов столовую, где докторЛэньон в одиночестве допивал
послеобеденное вино.
Этобылдобродушныйкраснолицыйщеголеватый здоровяк сгривой рано
поседевшихволос, шумный исамоуверенный. Привиде мистераАттерсонаон
вскочил с местаи поспешил кнему навстречу, сердечнопротягивая емуобе
руки.В этом жесте, какиво всейманередоктора,была некотораядоля
театральности,однакоприветливость егобыла неподдельнаипорождало ее
искреннеечувство:доктор Лэньон и мистерАттерсон были старыми друзьями,
однокашниками по школе и университету, они питали глубокое взаимное уважение
и к тому же (что далеко невсегдасопутствуетподобному уважению у людей,
также уважающих и самих себя) очень любили общество друг друга.
Несколькоминут они беседовалио томо сем, а затем нотариус перевел
разговор на предмет, столь его тревоживший.
-Пожалуй,Лэньон, сказалон, мыс вами самыестарые друзьяГенри
Джекила?
- Жаль, чтоне самые молодые! рассмеялся доктор Лэньон.Но, наверное,
так оно и есть. Почему вы об этом упомянули? Я с ним теперь редко вижусь.
- Неужели? А я думал, что вас сближают общие интересы.
- Так оно ибыло, ответил доктор. Но вот ужедесять с лишним лет, как
Генри Джекилзанялся нелепыми фантазиями. Он сбился с пути я говорю о путях
разума,и,хотяя,разумеется,продолжаюинтересоватьсяим,вотуже
несколько летявижусь сним чертовскиредко. Подобныйненаучныйвздор
заставилбыдаже Дамонаотвернуться отФинтия, заключил доктор, внезапно
побагровев.