Он сбился с пути я говорю о путях
разума,и,хотяя,разумеется,продолжаюинтересоватьсяим,вотуже
несколько летявижусь сним чертовскиредко. Подобныйненаучныйвздор
заставилбыдаже Дамонаотвернуться отФинтия, заключил доктор, внезапно
побагровев.
ЭтавспышканесколькоразвеялатревогумистераАттерсона."Они
поссорились из-за каких-то научных теорий, подумал он, и, так какнауки его
нисколько не интересовали (если толькоречь не шла о теориях передачи права
собственности), он даже с облегчением добавил про себя: Ну, это пустяки!"
Выждавнесколькосекунд,чтобыдокторуспелуспокоиться,мистер
Аттерсон наконец задал вопрос, ради которого и пришел сюда:
- А вам знаком его протеже... некий Хайд?
- Хайд? повторил Лэньон. Нет. В первый раз слышу. Очевидно, он появился
уже после меня.
Это были единственные сведения, полученные нотариусом, и он мог сколько
душе угодно размышлять над ними,ворочаясь на огромной темной кровати, пока
поздняя ночьнепревратилась в раннее утро.Этобдениене успокоило его
лихорадочноработавшиемысли,которыеблуждалипотемномулабиринту
неразрешимых вопросов.
Часы на церкви, расположенной в таком удобном соседстве с домом мистера
Аттерсона,пробили шесть, аонвсе ещеломал головунадэтой загадкой;
вначале она представляла для него только интеллектуальный интерес, но теперь
было уже затронуто, авернее, порабощено,и его воображение. Он беспокойно
ворочался напостелив тяжкой тьме своейплотно занавешенной спальни, а в
егосознании, точносвиток согненными картинами, развертывалась история,
услышанная от мистера Энфидда.
Онвиделперед собойогромноеполе фонарейночногогорода,затем
появлялась фигураторопливошагающегомужчины,затембегущаяотврача
девочка, онисталкивались. Джаггернаутв человеческомоблике наступална
ребенка и спокойно шел дальше, не обращая внимания на стоны бедняжки.
Потом перед его умственным взором возникала спальня в богатом доме, где
впостели лежалегодруг доктор Джекил, грезил во сне и улыбался, нотут
дверь спальни отворялась, занавески кровати откидывались, спящий просыпался,
услышав оклик, иу его изголовьявырастала фигура, облеченная таинственной
властью, -даже вэтот глухойчас он вынужден был вставать и исполнять ее
веления.
Этафигуравдвух своихипостасяхпреследовала нотариуса всюночь
напролет; если он ненадолго забывался сном, то лишь для того, чтобы вновь ее
увидеть: она еще более беззвучно кралась по затихшимдомам или еще быстрее,
ещестремительнеесголовокружительнойбыстротой мелькалавещеболее
запутанныхлабиринтах освещенныхфонарями улиц,накаждомуглутоптала
девочку и ускользала прочь, не слушая ее стонов. И по-прежнему у этой фигуры
не было лица, по которому он мог бы ее опознать, даже в егоснах у нее либо
вовсе не было лица, либо оно расплывалось и таяло перед его глазамипрежде,
чемон успевал рассмотреть хоть одну черту; в конце концов в душе нотариуса
родилосьиокреплонеобыкновенносильное,почтинепреодолимоежелание
увидеть лицо настоящего мистера Хайда.
Мистер Аттерсон несомневался, чтостоит ему тольковзглянуть на это
лицо и тайнарассеется, утратитсвою загадочность,какобычно утрачивают
загадочностьтаинственные предметы, еслииххорошенько рассмотреть.Быть
может,оннайдет объяснение страннойпривязанности своегодруга кэтому
Хайду илизависимости от него(называйте это какхотите),а бытьможет,
поймет и причину столь необычного условия,оговоренного в завещании. Да и в
любом случае наэто лицостоитпосмотреть налицо человека, незнающего
милосердия,налицо,котороеспервогомгновениявозбудиловсердце
флегматичного Энфилда глубокую и непреходящую ненависть.
С этихпор мистер Аттерсон начал вести наблюдение за дверью в торговой
улочке. Утром, доначала занятий в конторе,днем, когдадел было много, а
времени мало, вечером под туманным ликом городскойлуны, при свете солнца и
при свете фонарей,в часыбезмолвия и в часы шумной суеты нотариус являлся
на выбранный им пост.
"Как бы он ни прятался, я его увижу", упрямо твердил он себе.
И наконец его терпение было вознаграждено.
Был ясный, сухой вечер, холодный воздух чуть покусывал щеки, улицы были
чисты,как бальные залы,фонари, застывшие в неподвижном воздухе, рисовали
четкие узоры света и теней. К десяти часам, когда закрылись магазины, улочка
совсемопустела, и в ней воцарилась тишина, хотя вокруг все еще раздавалось
глухое рычаниеЛондона.Даженегромкие звуки разносились очень далеко, на
обоих тротуарахбыли яснослышны отголоскивечерней жизни, котораятекла
своимчередомвстенахдомов,ашарканьеподошввозвещалопоявление
прохожегозадолго до того, как егоможно былоразглядеть. Мистер Аттерсон
провел на своем постунесколько минут, как вдруграздалисьприближающиеся
шаги, необычные и легкие.
Он столькоразобходил дозором этуулочку, чтоужедавно свыкся со
странным впечатлением, котороепроизводят шагикакого-то одногочеловека,
когдаони ещевотдалениивнезапно возникаютизобщегомогучегошума
большогогорода. Однако никогда еще ничьи шагинепривлекали его внимания
так резко и властно, и он скрылся под аркой ворот с суеверной уверенностью в
успехе.
Шаги быстро приближались и сразу стали громче, когда прохожий свернул в
улочку.Нотариусвыглянулизворотиувиделчеловека, скоторымему
предстояло иметьдело. Онбыл невысок, одет очень просто, но даже на таком
расстояниинотариус почувствовал внем что-тоотталкивающее.Неизвестный
направился прямо к двери, перешел мостовую наискосок, чтобы сберечь время, и
на ходу вытащил из кармана ключ, как человек, возвращающийся домой. Когда он
поравнялся с воротами, мистерАттерсон сделал шаг вперед и, коснувшисьего
плеча, сказал:
- Мистер Хайд, если не ошибаюсь?
Мистер Хайдпопятилсяи с шипением втянул в себя воздух.Однакоего
испугбыл мимолетен,ихотяон несмотрел нотариусу в лицо, ноответил
довольно спокойно:
- Да, меня зовут так.