Я сам был тому свидетелем: во время
отступления с ними не было никакого сладу.
-- Да, все мы, англичане, такие, -- гордо заявил он, бог ему судья.
"Я видел,как вы, англичане, удирали совсех ног, иимел честь гнать
вас, как зайцев" -- вот какие слова просились мне на язык, но у меня хватило
ума сдержаться. Всякомуприятна лесть, а уж молодымлюдям, иженщинам чем
большельстить, тем лучше, иоставшееся время я занималегорассказами о
доблести англичан, однако не поручусь, что все рассказы мои были правдивы.
--Я простопоражен, --сказалнаконец Рональд.-- Говорят,будто
французы -- народнеискренний,ая нахожу, чтовашаискренностьпросто
великолепна.Выблагородныйчеловек.Явамивосхищаюсь.Яоченьвам
благодарен за то, что вы так ко мне добры, ведь я... я еще очень молод.
И он протянул мне руку.
-- Надеюсь, мы скоро снова увидимся? -- сказал я.
-- Ну, как же! Конечно, очень скоро, -- сказал он. -- Я... я должен вам
сказать.Я не позволил Флоре...то есть мисс Гилкрист... прийти сегодня. Я
сперва хотел сам поближе с вамипознакомиться, Надеюсь, вы не обидитесь, вы
же понимаете: с незнакомыми людьми надо вести себя с осторожностью.
Япохвалилегопредусмотрительность,ион удалился,ая остался,
обуреваемыйпротиворечивымичувствами: мнеистыдно было,чтоястоль
беззастенчиво провел этого легковерного юнца, и злился я на себя, оттого что
пришлось так старательнотешитьистиннобританскоетщеславие;однаков
глубине души я ликовал: ведья завязал дружбу с братом Флоры или по крайней
мере сделал к этому первый шаг.
Как яотчасти и надеялся, они оба появились на другой же день. Когда я
пошелимнавстречу,налицемоемтактонкосмешалисьгордость,
приличествующая солдату, и вместе горькое смирение, подобающее пленнику, что
ямог быпослужитьотличноймодельюживописцу.Признаюсь, яловко это
разыграл;но едваяувиделсмуглое лицои выразительные глазаФлоры, я
залилсякраской -- иэто была ужене игра! Я поблагодарилих, отнюдьне
высказывая бурной радости,-- моярольтребовала,чтобы я былпечален и
относился к ним обоим совершенно одинаково.
-- Я все думаю, -- сказаля, -- вы оба так добры ко мне, чужестранцу и
пленнику,япросто ума не приложу,как выразить вам свою благодарность. И
пустьэтопокажется странным,но я хочудоверить вамсвою тайну;здесь
никто,даже мои товарищи, не знает моего настоящего имени и титула. Для них
япросто Шандивер,на этоимя яимею право, ноне егоследовало бы мне
носить, адругое,которое еще совсем недавноядолженбыл скрыватькак
преступление. Мисс Флора, позвольте вам представиться: виконт Энн де Керуаль
де Сент-Ив, рядовой.
--Ятакизнал!-- воскликнул юныйРональд. --Я знал,чтоон
дворянин!
И глазамисс Флоры,как мне почудилось, сказали то жесамое,но еще
убедительнее.
--Я знал,чтоон
дворянин!
И глазамисс Флоры,как мне почудилось, сказали то жесамое,но еще
убедительнее. Вовсевремя этой нашей встречиона их почти не подымалаи
лишь изредка на мгновение взглядывала на меня серьезно и ласково.
-- Вы, должнобыть, понимаете, друзьямои, что это довольно тягостное
признание, -- продолжал я.-- Стоять здесь перед вами побежденным солдатом,
узником и открывать свое имя -- это нелегко тому, кто горд. И все же я хочу,
чтобывы знали, кто я такой. Пройдет время,и мы, быть может,еще услышим
друг о друге-- может случиться,мы смистером Гилкристом услышимдруг о
другенаполебрани, абудеммы вразных странах,ипечально было бы
услышать о другом, как о незнакомце.
Братисестрабыли тронуты и тут же стали настойчивопредлагать мне
всяческие услуги: хотелипринести книги, табак, если я курю, и прочее в том
же духе. Все это было бывесьма кстати, пока не был закончен подкоп. Теперь
жеэто значило лишь, чтоможно перейти к главному,из-за чегоя и затеял
весь разговор.
-- Дорогиедрузья, --началя, -- надеюсь, вы позволите называть вас
так тому,у кого насотнимиль вокругнет больше ни единогодруга. Быть
может, вы сочтете меня чудаком и человеком излишне чувствительным,наверно,
так оно и есть, но я прошу вас об одном-единственном одолжении. Все свои дни
я вынужден проводить на вершине этой скалыпосредивашего города. Даже при
той малойтолике свободы,чтомне дана,я могу видеть бессчетнокрыш и,
пожалуй, на тридцать миль окрест море исушу. Ивсеэтомне враждебно! В
домахподэтимикрышами живутмои враги; стоитмне завидетьдымокнад
трубой, и я поневолепредставляю, что кто-тосидитукамина ирадуется,
читаяопоражениях,которыетерпятмои соотечественники. Простите меня,
дорогие мои друзья, я знаю, что ивы не можете не испытывать те же чувства,
но навас я не в обиде. Вы -- это совсем другое дело. Так вот, покажите мне
ваш дом,хотя бы трубу, или,еслиего отсюда не видно, покажите, вкакой
части города он стоит. И тогда, глядя вниз, на город, я смогусказать: "Вот
единственный дом, где обо мне вспоминают не без доброго чувства".
-- Как выславнопридумали,-- чутьпомедлив,сказалаФлора, -- и
посколькуэто касается Рональдаи меня, вы совершенно правы. Пойдемте, мне
кажется, я смогу показать вам даже дым над нашей трубой.
Сэтимисловамионаповела менякпротивоположнойстене, с южной
стороны крепости, и остановилась у бастиона,обращенного как раз туда, куда
выходилнашподкоп. Отсюдавиднелисьдома предместья уподножияскалы,
казавшиесясвысотыещеприземистей,адальше--зеленая,открытая,
холмистая равнина, что постепенно поднималась к Пентлендскимгорам. Одна из
вершин, примерновдвухльеотнас, былаизборождена белыми шрамами. К
этой-то вершине Флора и привлекла мое внимание.