Часов у нас небыло,покрайнеймеречасов ссекундной
стрелкой,и, хотя каждый из нас мог угадывать время с точностью до секунды,
отчего-то всеугадывалипо-разному.Короче говоря,есликЛоктю Сатаны
отправлялисьдвое,мненияихнеизменнорасходились,иодиннередко
возвращался еще и с подбитым глазом.Все это меня даже несколько забавляло,
но чаще вызывало досаду и негодование. Я не терплю, когда дело делают из рук
вон плохо,бестолковоинеумело,имысль,чтокакой-тобедняга может
поплатиться за этожизнью, безмерно менявозмущала. А знай я, кому первому
придетсяпоставитьнакартусвою жизнь, ябы,наверно,возмущался еще
больше.
Теперьнамоставалосьлишь избратьэтого первого,идажетут уже
кое-что определилось:жребий пална нашу команду. Ссамого началарешено
быловозместитьбольший риск некоторымпреимуществом-- кому быэтони
выпало на долю, вслед за ним, впереди всех остальных, должны были спускаться
и еготоварищи по команде.Оттого в нашей командецарила радость; правда,
все радовались бы куда больше, если бы еще не предстояло выбрать первого. Мы
незнали точнони длинуверевки,нивысотуобрыва, а нашему избраннику
предстояло спуститьсяв непрогляднойтьметолина пятьдесят,то ли на
семьдесят морских саженей по веревке, котораябудет свободно болтаться, ибо
ее решительнонекому будет придержать внизу;поэтомупростительно, что мы
мешкали с выбором. Впрочем, мешкали мы больше положенного, и вот почему. Все
мывнашемотделении, точноженщины, боялись высоты;яисамнераз
оказывалсяhorsde combat[12] из-завысоты,кудаменьшей,чемскала
Эдинбургского замка.
Мы обсуждали этопо ночам и между обходамикараула; не знаю, гдееще
можно былобы сыскать сборище мужчин, которым так откровенно не хотелось бы
идти на риск. Я уверен:иные из нас, и я первый, горько сожалели, что между
нами уже нет Гогла. Другие твердоверили, что спускбезопасен, и на словах
доказывали это весьма убедительно, нопри этом приводили чрезвычайно веские
доводы впользутого, чтопервую попытку должен сделать кто угодно, кроме
них; третьи,в свой черед, осуждали всю затею как безумство,и в их числе,
на беду,оказался единственный среди нас моряк -- он былнастроенмрачнее
всех. Скала наша выше самой высокой корабельной мачты, уверялон, а веревка
внизу не закреплена и будет болтаться как попало; этими словами он словно бы
бросал вызов самым сильными храбрым.Из тупика нас вывелнашдрагунский
старшина.
-- Вот что,братцы, -- сказалон, -- я тут всех вас старше чином,и,
ежели вы хотите, я и пойду первым. Но, судите сами, может статься, я окажусь
и последним. Годы мои не малые -- месяц назад стукнуло шестьдесят. В плену я
отрастил брюшко. Ируки обросли жиром, сила ужене та, так что, ежели я на
полдороге сорвусь и испорчу все дело, обещайте не поминать меня лихом.
-- Об этом не может бытьи речи -- вмешался я.
-- Об этом не может бытьи речи -- вмешался я.--МсьеЛакла годами
старшевсех нас, и не годитсяему идти первым. Делоясное -- надотянуть
жребий.
-- Нет, --сказал старшина, --послушал я вас и вот что надумал. Есть
тутодин, кто крепко в долгу у всех у нас,-- мы его не выдали. Ктому же
всемы людипростые,чернь,аонсовсемиздругоготеста.Шандивер
дворянских кровей, вот пускай он и идет первым.
Должен признаться,что вышеназванный дворянин не сразу подал голос. Но
выбора у менянебыло.Когда я вступилвполк,менядернуланелегкая
упомянутьосвоемпроисхождении.Из-заэтогосолдатынадо мнойчасто
подсмеивались и величали меня "Вашейсветлостью"либо "маркизом". Теперь я
долженбыл во что бы то ни сталосквитатьсяс ними,показать,на чтоя
способен.
Еслия изаколебался на мгновение, никто этогоне заметил,ибо,по
счастью, мимо какраз шла в очередной обход стража. Мы все примолкли, и тут
случилось нечто такое, отчего всякровь во мнезакипела. В нашей команде
былсолдат по имени Клозель, человек весьма дурного нрава. Он был однимиз
приспешниковГогла,но вто время, как Гоглавсегда держался скакой-то
дикой, вызывающей веселостью, Клозель был неизменно угрюм и зол.Его иногда
звали "генералом", а иногда стольгрубой кличкой, чтоя иповторить ее не
решусь. Пока мы все прислушивались к шагам стражи,он ухватил меня за плечо
и прошептал в самое ухо:
-- Коли не пойдешь, уж я позабочусь, чтоб тебя повесили, маркиз!
--Разумеется, господа,я с превеликим удовольствием пойду первый, --
сказаля,едва дозорпрошел. --Нопрежденадо наказать негодяя.Мсье
Клозель только что оскорбил меня и опозорилфранцузскую армию,и я требую,
чтобы команда покарала его по заслугам.
Все какодин пожелали узнать, в чем же провинилсяКлозель, и, когда я
рассказал,всекакодинсогласились,чтоонзаслуживаетнаказания.
Расправились с"генералом" так беспощадно, чтонаследующийденькаждый
встречный поздравлялего с новыми "знакамиотличия". Наше счастье,что он
был из тех, кто первым задумал побег и особенно горячо верил в успех, нето
он непременно в отместкувыдал бы всех нас. Ну, а уж на меня-то он поистине
смотрел зверем, и я решил впредь держаться от него подальше.
Если бы я мог начать спусквту же минуту, без сомнения, я отлично бы
справился. Однако было уже слишком поздно -- недалеко и до рассвета. Аведь
надобылоещеоповеститьвсех остальных.Номалотого:на моюбеду,
следующиедвеночи небо так и сияло звездной россыпью -- кошку иту видно
былоза четверть мили. Так что пока посочувствуйте виконту де Сент-Иву! Все
разговаривалисомноювполголоса,точноупостелибольного.Наш
капрал-итальянец, который получил от какой-то торговки рыбойдюжину устриц,
принес их и положил к моим ногам, точно ябыл некий языческий идол; и с той
поры одинвидраковины всегда нескольконарушает мое душевное равновесие.