Первое, естественно,скрыться из крепости и
из города и, разумеется, от моих товарищей; второе -- пока темно, пробраться
как можнодальше наюги к утру бытьу "Лебяжьего гнезда". Чтоястану
делать, оказавшись там, я понятия не имел и не слишком о том тревожился, ибо
издавнапоклонялсядвумбожествам,чтозовутсяСлучаемиУдачей.
Подготовься, если возможно; если же невозможно, иди напролом, смотри в оба и
не скупись налесть. Острый ум и приятная внешность -- вот, коротко говоря,
и все, что требуется в жизни.
Поначалупутешествиемоеоказалось полно превратностей:яплутал в
огородах, натыкался на стены домов, а один раз даже имел несчастье разбудить
целуюсемью, и кто-то, должно быть, отец, появилсявокне и прицелилсяв
меня из мушкетона. Словом, хотя с тех пор,как япокинул своихтоварищей,
времени прошлонемало,явсеещеушелнедалеко,когдапонесчастной
случайности побегнашбылобнаружен. Ночь внезапноогласиласьотчаянным
воплем. За ним послышался тяжелый удар оземь и следом -- мушкетный выстрел с
крепостнойстены.Страннобылослышать,какраспространялась по городу
тревога. В крепости забили барабаны, и запоздало зазвонилколокол. Совсех
сторон застучали колотушки йторожей. Даже в этом преддверии ада, по которому
япробирался,вдомахзажглисьогни, распахнулись ставим; я слышал, как
соседи переговаривались из окон, наконец окликнули и меня.
-- Кто там? -- загремел густой бас.
Голосэтот принадлежалкрупномумужчине, что высунул из окна первого
этажа голову в высоченном ночном колпаке; и, поскольку я еще не поравнялся с
его домом, я почелзаблаго ответить.Невпервые мнедоводилось вот так
ставить жизньна карту, когдавсе зависело от моегоумения объясняться на
чужом языке, и всякий раз, делая эту ставку, я, как заправский игрок, входил
в азарт и ощущал прилив вдохновения. Я завернулся в одеяло,превратив его в
некое подобие дорожного плаща, чтобы скрыть свою ярко-желтую ливрею, и смело
отозвался:
-- Друг!
-- Что это там за баламутия? -- вопросил он.
Я никогда в жизни не слыхал этого диковинного слова --"баламутия", --
нопритойкутерьме,какая стоялавгороде,сразупонял,очемон
спрашивает.
--Право,незнаю,сэр,-- отвечаля, --но, похоже,кто-тоиз
военнопленных сбежал из крепости.
-- Черт их дери!
-- Ничего,их быстро изловят, сэр. Их вовремя хватились. Мое почтение,
сэр!
-- А вы поздненько гуляете, сэр, -- заметил он.
-- Ну, что вы, --со смехом отвечал я, -- скорей уж раненько, если вам
угодно! -- И сэтими словами миновал егодом,очень довольный тем, какя
обвел его вокруг пальца.
Теперь я вышел на хорошую дорогу, которая, сколько я мог судить, вела в
нужном мне направлении.Она почтитотчас вывеламеняна улицу--здесь
совсемблизко слышаласьколотушкасторожа,и японимал, что чуть лине
каждое пятоеокнобудетраскрыто илюдивсамыхразнообразныхночных
одеянияхбудутпереговариваться,приятновзволнованныенежданным
переполохом.
Она почтитотчас вывеламеняна улицу--здесь
совсемблизко слышаласьколотушкасторожа,и японимал, что чуть лине
каждое пятоеокнобудетраскрыто илюдивсамыхразнообразныхночных
одеянияхбудутпереговариваться,приятновзволнованныенежданным
переполохом. Тут мне снова пришлось пройти сквозь строй полудюжины вопросов,
а колотушка раздаваласьвсе ближе и ближе;но, посколькушел я неспеша,
изъяснялсякак истый джентльмен, ауличные фонари горелислишкомтускло,
чтобы можно былоразглядеть, как яодет, мне и на сей раз все сошло с рук.
Правда,нашелсяодинлюбопытный, который спросил, куда этоясобрался в
такой час.
Я отвечал туманно, но веселои, уже поворачивая за угол, увидел, что в
другом конце этой чересчур оживленной для меня улицы блеснул фонарь сторожа.
Нотеперьябыл уже вбезопасностина темном деревенском большаке, свет
фонарей и страх повстречаться со сторожами остались позади; однако не прошел
я и сотни ярдов, как собочины дороги кто-то на меня ринулся. Яотскочил в
сторону и изготовился к бою; я клял себя за то, что в руках у меня нетхоть
какогонинаестьоружия,гадал,когожеэтонанесланелегкая--
полицейскогоили просто разбойника, --и самне понимал, с кембы сейчас
предпочелиметь дело.Противник мойостановился поодаль, явпотемках я
смутно видел, как он покачивается и словно бы делает ложные выпады, готовясь
половчее на меня наскочить. И вдруг он заговорил.
--Л-любезный друг, --сказал он, и при первомжеслове я навострил
уши, -- л-любезный друг,не будете ли вы столь д-добры с-сказать, к-которая
тут д-дорога н-на Крэмонд?
Я громко, от души рассмеялся, подошел к этому славному гуляке, взял его
за плечи и повернул лицом к городу.
-- Любезный друг, --отвечаля, -- сдается мне,якуда лучше вашего
знаю, чтовам требуется, и да простит вам бог,чтовытак меня напугали!
Отправляйтесь-ка вы в Эдинбург!
Я дал ему пинка, и он, словно мяч, послушнопокатилсяпо дороге и тот
же час исчез во тьме в той стороне, откуда прибыл я сам.
Отделавшись отэтогодурня,яопятьпошелсвоейдорогой, которая
поднималась на холм, за перевалом спускалась в долину, пересекаладеревушку
и затем вновьподнималась в гору, к Пентленду, ктому самому месту, куда я
стремился.
Когдаяуже забралсядовольно высоко, туман сталрассеиваться;еще
немного--и вокруг меня засияла ясная, звездная ночь, а впереди отчетливо
проступиливершины Пентленда, за ними-- долинареки Форт и погруженный в
дымкугород, где еще недавноя был пленником. За все время мне почти никто
не повстречался, лишь однажды издалека услыхал я в ночи скрипколес; он все
приближался,инаконец, едва забрезжил рассвет,яточновоснеувидел
деревенскую повозку--она медленно проплыла мимо, две молчаливыефигуры,
сидящие в ней, клевали носами в такт лошадинымшагам.