Флорасобрала
остальные яйца, присела напротив меня и смотрела,как я ем.В ту минуту от
этой высокой юной девушки веяло материнской нежностью,и нанее невозможно
было смотреть без восхищения. Аппетит у меня был хоть куда,и я по сей день
удивляюсь умеренности, с которой тогда ел.
-- Какое платье вам понадобится? -- спросила Флора.
-- То, которое приличествует джентльмену, --отвечал я. -- Прав яили
нет, но, думаю, эта роль подходит мне болеевсего. По моему замыслу, мистер
Сент-Ив (атак я буду именоватьсявовремя предстоящегомне путешествия)
будет фигурой в достаточноймере экзотической, и костюм у негодолжен быть
под стать.
-- Но тут есть одна трудность, -- сказала Флора.-- Если на вас грубая
одежда, никто не смотрит,каконасидит.Ноеслиречьидетоплатье
джентльмена... О, тут уж совершенно необходимо, чтобы оно сидело безупречно!
Аособливо при том,-- она несразу нашла нужноеслово,-- при том, что
манеры у вас несколько необычные и все вас тотчас приметят.
-- Увы, бедные мои манеры! -- сказал я. -- Но что поделаешь, милый друг
Флора,человечествопринужденомиритьсясо всемиэтиминезначительными
приметамии различиями. Вот хотя бы вы-- вас мигом приметишь даже в толпе
посетителей, что приходят в крепость навестить несчастных узников.
Явдруг убоялся,что спугнулсвоего доброго ангела, и,непереводя
дыхания,стал говорить, какаяматерия икакие цвета желательны длямоего
туалета.
--Но, мистер Сент-Ив! -- воскликнулаФлора,глядянаменяшироко
раскрытымиглазами.--Мистер СентИв, если таковоотныне ваше имя, яне
говорю, что всеэто не будет вамк лицу, но благоразумно ли так наряжаться
для дальнего пути?Боюсь, -- продолжала она смилым смешком, -- боюсь,не
слишком ли это сумасбродно!
-- Ну, а сам я разве не сумасброд? -- спросил я.
-- Я и вправду начинаю так думать, -- отвечала она.
-- Вот видите! Меня достаточно долго выставляли на посмешище. Неужто вы
нечувствуете,что в пленудля меня горше всего былаодежда, в которой я
вынужденбыл ходить? Можете заключить меняв тюрьму, можете, еслиугодно,
заковатьвцепи,но дайтемне остаться самимсобой.Вы и помыслитьне
можете,каково это --чувствовать себяклоуном, да еще среди врагов, -- с
горечью прибавил я.
-- Но выглубоко несправедливы! -- воскликнулаФлора.-- Вы говорите
так, словно кому-нибудьприходило на ум над вами смеяться. Ничего подобного
не было. Все мы болели за вас душой. Даже моя тетушка, хоть, боюсь, порою ей
инехваталоделикатности. Видели бывыеедома,слышали бы, чтоона
говорит! Онапринимала в вас такое участие! Нас огорчала каждая заплатана
вашем платье; тут нужна бы сестринская забота.
--Вот чего ялишен... У меня никогда не было сестры, -- сказал я. --
Но если вы говорите что вид мой не был вам смешон...
-- Что вы,мистер Сент-Ив! -- воскликнулаона.
--Никогда. Ниодной
минуты. Все это слишком печально. Видеть джентльмена...
-- В шутовском наряде и к тому же с протянутой рукой,точно нищего? --
перебил я ее.
--Видетьджентльменавбеде,которыйпереноситеестаким
достоинством, -- возразила Флора.
-- И неужто вы не понимаете, мой прелестный неприятель, -- сказал я, --
что даже если все такибыло, как вы говорите, даже есливы находили, что
шутовской наряд мне к лицу, ради меня самого, ради моей отчизны и ради вашей
доброты я только еще сильней хочу, чтобы вынаконец увиделитого, кому так
облегчили существование, в том обличье, какое ему предназначено богом! Чтобы
вы могли вспомнить его не только в ярко-желтой хламиде и три дня небритым!
-- Вы придаете чересчурбольшое значение одежде, -- заметила Флора. --
Для меня же это не так важно.
-- А для меня, боюсь, это оченьважно,--сказал я. --Но не судите
меня слишком строго. Ведь япекусь лишьотом, чтобыбылочем вспомнить
человека. У меняу самого их много, этих бесценныхпамяток,милыхсердцу
подарков,и,пока яжив, покамненеизменилапамять,яснимине
расстанусь.Немаловоспоминанийхраню яи овеликих делах иовысоких
добродетелях -- о милосердии, сострадании, вере. Но иной раз нельзя забывать
ио мелочах.Помнителивы,мисс Флора, тотдень, когда яувиделвас
впервые, день,когда задувал сильный восточный ветер? Сказать вам, какое на
вас было тогда платье, мисс Флора?
К этому времени мы обауже поднялись, и она взяласьзаручкудвери,
собираясь уйти. Быть может, сознание, что она уходит, придало мнехрабрости
воспользоваться этими последними минутами, а это, в свою очередь, помогло ей
ускользнуть.
-- Право же, вы слишком романтичны! -- со смехом сказала она, и на этом
солнцемое закатилось, очаровательницамоя исчезла, иявновьостался в
полутьме в обществе наседок.
ГЛАВА IX. ВТРОЕМ ХОРОШО, А ЧЕТВЕРТЫЙ УЖЕ ЛИШНИЙ
Остатокдня яспал в углукурятника нашали Флорыи проснулся лишь
оттого, что в глаза мнеударил свет; я вскочил, едва не задохнувшись (ибо в
этуминутумне,разумеется,привиделось,чтоявсеещеспускаюсьс
крепостныхстен), и увидел,чтонадо мною склонился Рональдс фонаремв
руке.Оказалось, что уже заполночь, чтопроспаля чутьнешестнадцать
часов, что Флораужезагнала курв курятник,ая и не слыхал,какона
входила. Невольнояспросил себя: наклонилась лионанадо мною,когда я
спал, взглянула ли на меня? Мои высоконравственные соседки спали непробудным
сном;приободренныймысльюо предстоящемужине, я насмешливо пожелалим
доброй ночи, вышел в сопровождении Рональдав сад ибыл бесшумновведен в
спальню напервомэтаже. Тамменяждалимыло, вода,бритва, застенчиво
предложенная мнеюным хозяином,которыйсампокаеще в этом предмете не
нуждался, и новоеплатье.