Такявиласьона преднами; поставила
свечу,положилапистолет,видимо,заключив,чтовнихболеенет
необходимости, молча оглядела комнату -- номолчание это было красноречивей
самыхгневных слов--и,оборотяськомнеснеким подобиемпоклона,
произнесла дрожащим от негодования голосом:
-- С кем имею честь?
--Счастлив васвидеть,сударыня, -- отвечаля. --Объяснять все в
подробностях былобы слишкомдолго. И хотявстреча нашамнечрезвычайно
приятна, но, признаться, я к ней сейчас никак не подготовлен. Я уверен... --
Нотут я понял, что нив чемянеуверен, и начал сначала: -- Явесьма
польщен...--И опятьжепонял, что нисколькоя не польщен, аотчаянно
сконфужен. И тогда я смело отдался на ее милость: -- Сударыня, я буду с вами
совершеннооткровенен.Вы ужедоказалисвоемилосердие исострадание к
французским пленникам. Я один из них. И если бы наружность моя так сильно не
изменилась,вы, верно,признали бы во мне того"оригинала", которыйимел
счастье не однажды вызывать у вас улыбку.
По-прежнему глядя наменя в лорнет, она сердито хмыкнула и оборотилась
к племяннице.
-- Флора, -- сказала она, -- как он сюда попал?
Обвиняемыепытались было что-то пролепетать в объяснение, но вскорости
беспомощно умолкли.
-- Уж с теткой-то могли бы быть пооткровеннее, -- презрительно фыркнула
она.
-- Сударыня, -- вмешался я, -- они так и хотели сделать. Это я виноват,
что выничего не узнали сразу. Но я умолял не нарушать ваш сон иподождать
до утра, когда вам представили бы меня по всем правилам приличия.
Старая дама взглянула на меняс нескрываемымнедоверием, и в ответ на
этот взгляд яне нашел ничего лучшего,как отвеситьглубокий и,надеюсь,
изящный поклон.
-- Военнопленные французы очень хорошина своем месте, -- заявила она,
-- но я не нахожу, что им место у меня в гостиной.
-- Сударыня, -- сказал я,-- надеюсь,вы не сочтете это за обиду, но,
если не считать Эдинбургского замка, нет, пожалуй, другого места, откуда я с
большей радостью готов был бы исчезнуть.
Тут, к моему облегчению, я заметилна ее суровом лице проблеск улыбки,
который она, немедля погасила.
-- Ну-с, так как же вас величать, если не секрет?
-- Виконт Энн де Сент-Ив к вашим услугам, -- отвечал я.
--Мылюди простые, мусью виконт,так что, боюсь,вы оказываете нам
чересчур уж большую честь.
-- Почтеннейшаясударыня, --сказал я, -- станемжехоть наминуту
серьезны.Чтомнебыло делать? Кудаидти?И можно лигневаться на этих
добросердечных детей зато, что онипожалели горемыку?Ваш покорный слуга
вовсенетакойголоворез,чтобынанегостоилоополчатьсясостоль
внушительнымпистолетоми(тут яулыбнулся) подсвечником.Явсего лишь
молодой дворянин, гонимый злой судьбою; меня травят, как дикого зверя, и мне
нужно только одно:спастись от преследователей.
Явсего лишь
молодой дворянин, гонимый злой судьбою; меня травят, как дикого зверя, и мне
нужно только одно:спастись от преследователей. Я знаю вашу натуру, я читаю
по вашемулицу... -- При этих дерзких словах сердцемое затрепетало. --В
этот самый день, быть может, вэтот самый час во Франции томятся несчастные
пленники-англичане. Быть может, вэтот час они, как и я, преклоняют колени,
и берут руку той, которая может укрыть их и помочьим, и, как я,прижимают
эту руку к губам...
-- Ну-ну! -- вскричала старая дама, отмахиваясь от меня. -- Ведите себя
прилично,не забывайтесь!Видано ли что-нибудь подобное? Но, дорогиемои,
что же нам с ним делать?
--Выпроводитеего,сударыня!-- сказаля.--Выпроводитеэтого
дерзкого наглеца, да поскорей! И если это возможно, есливаше доброе сердце
позволяет вамэто,помогитеемухотьнемногов началеегодолгогои
многотрудного пути.
--Ачтоэто за пирог? -- вдруг сварливо осведомилась она. -- Откуда
пирог. Флора?
Мои злополучные и, я бы сказал, павшие духом сообщникикак врот воды
набрали.
--Апортвейнэтот мой?--продолжалаона.-- Каково!Дастмне
кто-нибудь наконец глоток моего собственного портвейна?
Я поспешил налить ей.
Она посмотрела на меня поверх бокала странным взглядом.
-- Надеюсь, он вам пришелся по вкусу? -- спросила она.
-- Более того, вино просто редкостное, -- отвечал я.
-- То-то, это еще из запасов моего батюшки, -- сказала она. -- Мало кто
знал толк в портвейне лучше моего батюшки, упокойгосподи его душу! -- Ис
устрашающей решимостью в лице онаопустилась на стул.-- Итак, надумали ли
вы, куда направиться?
--Даведьявовсе не какой-нибудьбродяга без родубезплемени,
напрасно вы так думаете, -- сказал я и,следуя примеру почтенной дамы, тоже
сел. -- Уменя есть друзья, толькомне надобно до них добраться, так что я
хочу одного: покинуть Шотландию; деньги на дорогу у меня есть.
И я достал пачку ассигнаций.
-- Английскиеденьги? --сказалаона.-- В Шотландии их не очень-то
жалуют. Вам,видно, их далкакой-нибудьдурень англичанин.Сколько у вас
тут?
-- Бог свидетель, я и не подумал сосчитать! -- воскликнуля. -- Но эту
ошибку легко исправить.
И я пересчитал деньги -- десять кредиток по десяти фунтов каждая, все с
подписью Абрахама Ньюлендса, и еще пять чеков на пять гиней каждый от разных
провинциальных банкиров.
-- Сто двадцатьпять фунтов и пятьшиллингов!-- воскликнуластарая
дама.--Ивыносите присебетакие деньгиидаже непотрудились их
сосчитать! Ежели вы не вор, то, согласитесь сами, весьма схожи с вором!
--И однако,сударыня,этиденьги -- моя законная собственность, --
сказал я.
Она взяла одну бумажку и, поднявши, спросила:
--Ане можетлислучиться,чтоэти бумажки наведутнаследих
владельца?
-- Полагаю, что нет, -- отвечал я.