Порою мы закусывали овечьим сыром и никогда мною дотоленевиданным
хлебом,который, насколькоя понял (но честью своейв томнепоручусь),
носит название лепешекстригаля.И впервыйденьэтим, можно сказать, и
ограничилось все наше общение.
И вновьменяпоражалунылый, пустынный облик этого края, по которому
час за часоми день за днем виласьдорога, протореннаягуртами.Опятьи
опятьвсетежеоднообразные,поросшиекустарникомлохматыехолмы,
изборожденныенесчетным множествомручьев,черезкоторые нам приходилось
перебиратьсявбродинаберегукоторыхмырасполагалисьнаночлег.
Бесконечныевересковые пустоши,изобилие куропаток;там исям над ручьем
купы ив или серебристых берез; там исям развалины неблиставших пышностью
старинных замков -- вотивсе,что мывиделивокруг.Изредка, да ито
вдалеке, мыразличали дымкикакого-нибудьселенияили одинокой фермы,а
пороюдва-три домишкапосреди вересковой пустоши; несколькочащепоодаль
виднелось стадо овеципри нем пастух или попадалось кое-каквозделанное,
зачастуюеще не убранное поле. Если не считать этих разнообразящихкартину
пятен, можно сказать, чтомы шлисплошь пустыней, и притомодной из самых
убогихв Европе; когда я вспоминал, что мы находимся всего в нескольких лье
от главного города (где каждодневно заседаютсуды,спеша решить неотложные
дела,солдаты охраняют крепость,а те,кому положено, сочиняюткниги или
занимаютсянауками),передомноюпредставалудивительныйобликнищей,
бесплодной и однако же прославленной земли. И, вероятно, тем более следовало
отдать должноемудрости миссисГилкрист,котораяотослаламеняс этими
неотесанными спутниками и по этой безлюдной дороге.
Маршрут наш был мне совершенно неясен:названия мест и расстоянияя и
тогда едва лиясно себе представлял, атеперь и вовсе позабыл;и этотем
огорчительней, что в те дни я,безсомнения, проходили останавливался на
отдых и на ночлег в тех местах, которые прославил своим пером Вальтер Скотт.
Болеетого,мне кажется, я былещещедрее взыскан судьбою:я даже видел
этого несравненного сочинителя и беседовал сним. Нам повстречался высокий,
дородныйпожилой господин, чьи волосы былиуже тронуты сединою, счертами
лица резкими, но полными веселости и обаяния. Онсидел верхом на малорослой
горной лошадке, на плечи у него поверх зеленого камзола наброшен был плед, и
сопровождалаего,также верхом, очаровательнейшая молодая дама, егодочь.
Они догналинас навересковой пустоши, придержали конейи добрую четверть
часаехалирядомс нами, а потом поскакаливлево и скрылись межхолмов.
Великобыломоеудивление,когда,услыхав приветствиеэтогостранного
джентльмена, неприступный мистер Сим сей же час оттаял, а всадник дружелюбно
и просто с ним поздоровался и принялся рассуждатьо том, как идет торговля,
каковы нынче цены на скот, и не побрезговал взять неизбежнуюпонюшку табаку
изпротянутого емубараньего рога.
В скоромвремени я почувствовал взгляд
незнакомцанасебе,изаэтимпоследовалразговор,часть которогоя
волей-неволей услыхал, а чего неуслыхал, более или менее точно восстановил
затем по рассказу Сима.
-- Ваш третий гуртовщик, должно быть, из любителей? -- вроде бы спросил
всадник.
Симотвечал,чтояизгосподичтоуменяестьсвоипричины
путешествовать уединенно.
-- Ну-ну,не хочу ничего такого слышать. Вы ведь знаете,яна службе
закона, такчтоужлучшемне оставатьсяв неведении, -- отвечал пожилой
джентльмен. -- Но, надеюсь, ничего дурного за ним не числится.
Сим объяснил, что я всего лишь не уплатил вовремя долга.
--Огосподи,хорошоежели бытак!--воскликнулнезнакомеци,
оборотяськомне,продолжал:--Чтож,сэр,сколькояпонимаю,вы
странствуете пешком по нашим краям ради собственного удовольствия?
-- Вы угадали, сэр, -- отвечал я, -- и,долженпризнаться, это весьма
занимательно.
--Завидую вам, -- сказал он. -- Яисам, когда был помоложе, немало
мильотшагал поэтимместам. Здесь повсюду,под каждым кустиком вереска,
покоится моя юность, точно душа лиценциата Луциуса. Новамбынуженгид.
Прелесть этой страны тащитсяпрежде всегов ее преданиях,а их здесь, что
куманики, тьма-тьмущая.
И, указав мне на обломок стены размером неболее могильногокамня, он
поведал для примера историю жившей здесь некогда семьи. Много лет спустя мне
както захотелось развлечься,и я раскрыл роман о Веверлее -- и что же я там
нашел? Ту самую историю,которую услышалнекогдана вересковой пустоши от
господинавзеленомкамзоле!Сотчетливостью,какаябываетлишьв
сновидениях, в памяти моей мгновенно вспыхнула та сцена, мне вспомнился звук
его голоса, его северный выговор, я увидел туземлю и то небо над головой и
дажекакаябылапогодав тотденьиощутилтотпрохладныйветерок.
Неизвестный в зеленом камзоле оказался Великим Неизвестным! Я видел Вальтера
Скотта, я слышалповесть изегособственных уст, ямог бы емунаписать,
напомнить ознакомстве, сказать, что то преданиевсееще звучиту меня в
ушах. Но слишком поздно сделал я это открытие -- великий человек ужерухнул
под грузом ударов судьбы и почестей.
А тогда, угостив каждогоизнас сигарою.Скотт попрощалсяснами и
исчез вместе с дочерью за грядой холмов. Я спросил у Сима, кто же это такой,
и услышал вответ: "Это большой господин, приятель! Кто ж не знает большого
господина!" Но слова его, по несчастью, ничего мне не объяснили.
Теперь мне предстоит рассказатьо более серьезном приключении, которое
выпалонам на долю. Мы были ужеу самой границы. Долгое время мы шагали по
дороге, убитой и ощипанной миллионами гуртов, прошедших здесьдо нас,и не
замечали ни малейших следов того движения, которое эту дорогу проторило.