Было не очень понятно, кем именно он услышан. Иногдаемустановилось
жутко - он понимал, что втянулся в страннуюигру,выйтиизкоторой
будет непросто. Такиепопыткибыли.Однажды,совершаяпосвященный
числу “34” ритуал, он отсидел в темномдеревенскомпогребетридцать
четыре часа и натерпелся серьезного страха. Были даже галлюцинации, на
редкость мало интересные, - простоволосая бабавюбкеизмешковины
начинала переставлять горшки в углу каждыйраз,когдаоночем-то
задумывался и забывал, что никаких горшков и бабы там нет. После этого
опыта он решил,чтосходитсума,идалсебесловобольшене
заниматься ерундой.Носделатьчто-нибудьспсихическимзарядом,
который он по капле влил в любимоечисло,былонельзя.Теперьэта
энергия существовала независимо от него, или, вовсякомслучае,так
казалось. Можно было сколько угодно убеждать себя, что “34” - такое же
число, как и все остальные, иклясться,чтодетскиеигрыостались
позади, но глубин души это не затрагивало. Стоило емуувидетьтройку
рядомсчетверкой,какдрожаниецентральногонерваличности
показывало, что его договор с числами остается в силе - и будет теперь
в силе всегда.
43
ИзкруглолицегомальчикаСтепапревратилсявтакогоже
круглолицего молодого человека, словновсевозрастныетрансформации
свелись к тому, что его накачали насосом и подкрутили вверх усы.Если
бы в Степином окружении нашелся человек,знающийоеготайне,он,
наверно, увидал бы в чертах его лица связь с числом “34”. У Степыбыл
прямой, какспинкачетверки,нос-такиевэпохуклассического
образования называли греческими. Его округлые и чутьвыпирающиещеки
напоминали о двух выступах тройки, и что-то от той жетройкибылов
небольших черных усиках, естественным образом завивающихсявверх.Он
был симпатичен и напоминал чем-то покемона Пикачу, только взрослогои
пуганого.
Несмотря на некоторую полноту, Степа нравился женщинам.Мужчинам
он нравился тоже - но по другойпричине:онпроизводилвпечатление
божьего одуванчика, которого можнонеприниматьвсерьез.Затакой
поверхностный выводпоплатилисьмногиенедотепыбрутальноговида.
Степа не был коварен. Но в обиду себя не давал.
ВыборпрофессииоказалсядляСтепыпрост-онпоступилв
финансовый институт. Страсти к бухгалтерскому делу у него не было,но
информация об этом учебном заведении оказалась натридцатьчетвертой
странице пособия для поступающих в вузы.
Наблюдая за товарищами по учебе, он начал замечать, что многие из
них, как и он, придают значениечислам.Ноонинебралинасебя
ответственности за то, какие именночислауправляютихжизнями,и
походили на стадо баранов. Они склонялись перед избалованнойсемеркой
и уважительно относились к троице за то,чтоее“боглюбит”,хотя
могли при этом не верить в Бога.
Они склонялись перед избалованнойсемеркой
и уважительно относились к троице за то,чтоее“боглюбит”,хотя
могли при этом не верить в Бога. Кроме того, все боялисьчисла“13”.
Дляэтогострахабылдажеспециальныйгреческийтермин,
“triskaidekaphobia”. Это дикое слово былопроизводнымотгреческого
“тринадцать”, но Степаслышалвнемчто-товродеиррационального
страха отравиться треской в буфете дома культуры.
Постепенно Степа перестал считать себя ненормальным.Особеннов
этом помог фрагментизроманаТолстого“Воскресенье”,которыйон
прочел летом на даче, когда под рукой не оказалось ничегоинтереснее.
Один из героев, член суда,проделывалоперацию,котораяпоказалась
Степе настолько значительной, что он скопировал в тетрадьповоенной
подготовке посвященный ей абзац:
“Теперь, когда он входил на возвышение, онимелсосредоточенный
вид, потому что унегобылапривычказагадыватьвсемивозможными
средствами на вопросы, которые он задавал себе. Теперь он загадал, что
если число шагов до кресла от двери кабинета будет делиться на три без
остатка, то новый режим вылечитегооткатара,еслиженебудет
делиться, то нет. Шагов было двадцать шесть, ноонсделалмаленький
шажок и ровно на двадцать седьмом подошел ккреслу”.Степапонимал,
что вряд ли какой-то юрист взял и рассказал мятежномуграфуосвоей
привычке за рюмкой шартреза. Скорее всего, Толстой наделил героя одной
из собственных тайных черт. А раз сам Толстой грешил чем-топодобным,
волноваться за свой рассудок не стоило.
Когда сомнения отпали, Степина жизнь стала проще.Число“34”с
железной необходимостью диктовало ему всесущественныепоступки.Но
это не значило, что Степа с утра до вечера занимался толькотем,что
искал, как бы втиснуть эти цифры в реальность. Пустяковые каждодневные
дела могли находиться в нейтральной зоне - там, где большинстволюдей
проводило все свои жизни. Но еслирешение,котороеСтепасобирался
принять, могло иметь серьезныепоследствия,онобращалсяксвоему
невидимому союзнику. Практически в любом событииилипроцессеможно
было выделить область,котораянаходиласьподсогревающимилучами
заветного числа. Можнобылосестьнатридцатьчетвертоеместов
поезде, увозившем в новый город,отжатьсятридцатьчетыреразаво
время зарядки или выпить чай за тридцать четыреглотка.Прощевсего
было сосчитать про себя до тридцати четырех. По этой причине,кстати,
Степа слыл человеком с железнымсамообладанием,которыйникогдане
срывается и не ввязывается в склоки - даже тогда, когда не выдерживали
самые непробиваемые, те, кто следовал правилу“сосчитатьдодесяти”
перед тем, как ответить грубостью нагрубостьилизаехатьобидчику
кулаком в рожу. У его выдержки было математическое объяснение: 34”10.
Однако не всевжизнибылогладко.