Тех, кто помнил,счегоначиналось
Степино дело, оставалось вокруг все меньше и меньше - даСтепаине
особо за них держался.
Бизнес он вел так же, как во время торговли компьютерами. Разница
была в том, что вместо коробокснадписью“fragile”<Хрупкийгруз.>
теперь отгружались и загружались огромные суммы денег,ипроисходило
это не в области видимых и ощутимых предметов, а всмутномизмерении
электромагнитных зарядов и электрических цепей, про которое Степа мало
что понимал.
Всеми его решениями управляли два числа -“34”и“43”;первое
включало зеленый свет, а второе - красный. Несмотрянаэто,делау
него шли лучше, чем у большинства конкурентов.Другиеобъяснялиэто
его парадоксальной интуицией; самжеСтепазнал,чтовседелов
животворном влиянии тридцати четырех. Впрочем, иногда, особо темнойи
длинной зимней ночью, в нем просыпался рационалист,ионпринимался
соображать, как такое может быть - люди с целым штатомконсультантов,
референтов, аналитиков и астрологовпринимаютвзвешенныерешенияи
проигрывают, а он, случается, отвергает верныйвыигрыштолькоиз-за
того, что где-то рядом с ним мелькает “43”, или, наоборот, кидаетсяв
омут, откуда ему подмигнуло “34”, и снимает банк (не всегда,конечно,
но чаще, чем те, кто руководствовался здравым смыслом).Постепеннов
его голове забрезжил ответ.
Эпоха ижизньбылинастолькоабсурднывсвоихглубинах,а
экономика и бизнес до такой степени зависели от черт знаетчего,что
любой человек, принимавший решения на основе трезвого анализа, делался
похож на дурня, пытающегося кататься на коньках во время пятибалльного
шторма. Малотого,чтоунесчастногонеоказывалосьподногами
ожидаемой опоры, сами инструменты,спомощьюкоторыхонсобирался
перегнать остальных, становились гирями, тянувшими его ко дну.Вместе
стем,повсюдубылиразвешеныправилакатаниянальду,играла
оптимистическая музыка, и детей вшколахготовиликжизни,обучая
делать прыжки с тройным оборотом.
Степа же следовал закону, о котором мир не имел никакого понятия.
От броуновских частиц, которые метались в поисках наикратчайшегопути
иврезультатепроводилисвойвек,вращаясьвбессмысленных
водоворотах, он отличался тем, что траектория его жизни не зависела от
калькуляций ума. Он былкакразумныйчеловексредидикихзверей,
которых гнал куда-тоинстинкт.Приэтомдикимизверямиостальных
делало как раз стремление поступать какможнообдуманней,аегов
разумного человека превращало то, что вместо путаных указаний рассудка
он раз за разом подчинялся одному и тому же иррациональному правилу, о
котором не знал никто вокруг. Это была самая настоящаямагия,иона
была сильнее всех построений интеллекта.
34
Степе исполнилось тридцать четыре года в разгар ельцинской эпохи.
34
Степе исполнилось тридцать четыре года в разгар ельцинской эпохи.
Степа понимал, что это центральный год его жизни - он был молод, полон
сил,банккрутилтакиеденьги,чтоиногдастановилосьстрашно
оставаться одному в темноте, но главным было не это. Он ичисло“34”
на триста шестьдесят дней слились в одно целое. Степа чувствовал,что
сталсакральнымсуществом,чем-товродеримскойвесталкиили
понтифика, и невидимое присутствие божества будет осенятькаждыйего
шаг весь срок. Надо былоиспользоватьэтовремясумом,иСтепа
старался.
Дела шли хорошо. Он заработал многоденегиспряталчастьза
границей - не потому, что чего-то боялся, апотому,чтотакделали
все.Ноемужалкобылотратитьэтотнеобычныйгодтолькона
материальныеприобретения.Древниеавгурыпредсказывалибудущее,
наблюдая за полетом птиц с возвышенных мест. Так же и он хотел увидеть
все главное про свою жизньсвершины,накоторойоказался.Степа
чувствовал, что надо обратиться к какому-нибудь духовномуавторитету,
посреднику между хаосом жизни и вечным порядком небес. Но к кому?
Отношение Степы к религии определили впечатавшиеся в память буквы
“ХЗ”, которые он ребенком увидел в церкви во время Пасхи (на церковной
стене должно было гореть “ХВ”, но одна стойка ламп не работала). Дело,
однако, было не в сходстве этого сокращения сэмблемойвоинствующего
агностицизма. Все было куда серьезней. Число“43”проступалосквозь
четыре конца буквы “X” и тройку “3” (а если даже ивоскрес,“В”все
равно было третьей буквой алфавита).
С такими рекомендациями библейский бог не имелвСтепинойдуше
никаких шансов. После юношеского чтения Библии у негосложилсяобраз
мстительного и жестокого самодура, которому милее всего запах горелого
мяса, и недоверие естественным образом распространилось навсех,кто
заявлял о своем родстве с этимместечковымгоблином.Кофициальной
церкви Степа относился не лучше,полагая,чтоединственныйспособ,
которымонаприближаетчеловекакоВсевышнему,-этоторговля
сигаретами.
Но это не значило, что онбылвульгарныматеистом,признающим
только силу денег. Он понимал, что число“34”-приоткрытаядверь,
сквозь которую он общается с той жесилой,котораядоступнадругим
людям через бесконечное многообразие форм, в том числе и тех,которые
пугали его своим кажущимся уродством. Нонарынкерелигийнебыло
продукта, который мог бы утолить его тоскупочудесномулучше,чем
общение с числами.
Во всем, что выходило за пределы его тайного завета, Степа, как и
большинство обеспеченных россиян, был шаманистом-эклектиком:верилв
целительную силу визитовкСай-Бабе,собиралтибетскиеамулетыи
африканские обереги ипользовалсяуслугамибурятскихэкстрасенсов.