Лужин еще неуспелпосмотреть,что
внутри,и теперь с любопытством следил за руками господина. Но
тот не сразу открыл ящик. "И я тоже,-- сказал он.-- Многораз,
много раз.
Спокойнойночи,девочка".Повесив трубку, он вздохнул и
открыл ящик. Однако, он так повернулся, что из-заегочерного
плеча Лужин ничего не видел. Он осторожно подвинулся, но на пол
соскользнулаподушка, и господин быстро оглянулся. "Ты что тут
делаешь? -- спросилон,втемномуглуразглядевЛужина,--
Ай-ай,какнехорошоподслушивать!"Лужинмолчал. "Как тебя
зовут?"-- Дружелюбно спросил господин. Лужин сполз сдиванаи
подошел.Вящикетеснолежалирезныефигуры."Отличные
шахматы,-- сказал господин.-- Папа играет?" "Не знаю",-- сказал
Лужин. "А ты самумеешь?"Лужинпокачалголовой."Вотэто
напрасно.Надонаучиться.Яв десять лет уже здорово играл.
Тебе сколько?"
Осторожнооткрыласьдверь.ВошелЛужинстарший,--на
цыпочках.Онприготовилсяк тому, что скрипач еще говорит по
телефону, и думалоченьделикатнопрошептать:"Продолжайте,
продолжайте,а,когдакончите,публикаоченьпроситеще
чего-нибудь"."Продолжайте,Продолжайте",--сказалонпо
инерциии,увидевсына,запнулся."Нет, нет, уже готово,--
ответил скрипач,вставая.--Отличныешахматы.Выиграете?"
"Неважно",-- сказал Лужин старший. ("Ты что же тут делаешь? Иди
тожепослушатьмузыку..."). "Какая игра, какая игра,-- сказал
скрипач, бережно закрывая ящик.-- Комбинации, какмелодии.Я,
понимаетели,просто слышу ходы". "По-моему, для шахмат нужно
иметь большие математические способности,-- быстро сказал Лужин
старший.-- У меня на этот счет... Васждут,маэстро"."Ябы
лучше партишку сыграл,-- засмеялся скрипач, идя к двери.-- Игра
богов.Бесконечные возможности". "Очень древнее изобретение,--
сказал Лужин старший и оглянулся на сына.-- Ну, что же ты?Иди
же!"НоЛужин,недоходядозалы,ухитрилсязастрятьв
столовой, где был накрыт стол с закусками. Там он взялтарелку
ссандвичамииунесее к себе в комнату. Он ел, раздеваясь,
потом ел в постели. Когда онужепотушил,кнемузаглянула
мать,нагнуласьнадним,блеснув в полутьме бриллиантами на
шее. Он притворился, что спит. Она ушла и долго-долго, чтобы не
стукнуть, закрывала дверь.
Он проснулся наследующееутросчувствомнепонятного
волнения.Былоярко,ветрено,мостовыеотливалилиловым
блеском; близДворцовойАркинадулицейупругонадувалось
огромноетрехцветноеполотно,сквозькотороетремя разными
оттенками просвечивало небо. Как всегда в праздничныедни,он
вышелгулять с отцом, но это не были прежние детские прогулки:
полуденная пушка уже не пугала, и невыносим был разговоротца,
который,придравшисько вчерашнему вечеру, намекал на то, что
хорошо бы начать заниматься музыкой.
За завтраком был последний
остаток сливочнойпасхи(приземистаяпирамидкассероватым
налетом на круглой макушке) и еще непочатый кулич. Тетя, все та
жемилая,рыжеволосаятетя,троюроднаясестра матери, была
весела чрезвычайно, кидалась крошками и рассказала,чтоЛатам
задвадцатьпятьрублейпрокатитеена своей "Антуанете",
которая, впрочем, пятый день не может подняться, между тем, как
Вуазен летает, как заводной, кругами, да притом так низко, что,
когда он кренится над трибунами,виднадажеватавушаху
пилота.Лужинпочему-то необыкновенно ясно запомнил это утро,
этот завтрак, какзапоминаешьдень,предшествующийдалекому
пути.Отецговорил,чтохорошо бы после завтрака поехать на
острова, где поляны сплошь в анемонах, и, пока он говорил, тетя
попала ему крошкой прямо в рот. Мать молчала,-- и вдруг,после
второгоблюда,всталаи,стараясьскрытьдрожащеелицо,
повторяя шепотом, что "это ничего, ничего,сейчаспройдет",--
поспешновышла.Отецбросилсалфеткуна стол и вышел тоже.
Лужин никогда не узнал, что именнослучилось,но,проходяс
тетейпо коридору, слышал из спальни матери тихое всхлипывание
иувещевающийголосотца,которыйгромкоповторялслово
"фантазия".
"Уйдем куда-нибудь",-- зашептала тетя, красная, притихшая,
с бегающимиглазами,--иониоказалисьв кабинете, где над
кожаным кресломпроходилконуслучей,вкоторомвертелись
пылинки.Оназакурила,ивэтихлучахмягкои призрачно
закачалисьскладкидыма.Этобылединственныйчеловек,в
присутствии которого он не чувствовал себя стесненным, и сейчас
былоособеннохорошо:странноемолчаниев доме и как будто
ожидание чего-то. "Ну, будем играть вочто-нибудь,--поспешно
сказала тетя и взяла его сзади за шею.-- Какая у тебя тоненькая
шея,однойрукой можно..." "Ты в шахматы умеешь? -- вкрадчиво
спросил Лужин и, высвободив голову, приятно потерся щекой об ее
васильковый шелковый рукав. "Лучшевдураки",--сказалаона
рассеянно.Где-тохлопнула дверь. Она поморщилась и, повернув
лицо в сторону звука, прислушалась. "Нет, я хочу вшахматы",--
сказалЛужин."Сложно,милый,сразу не научишь". Он пошел к
письменному столу, отыскал ящик, стоявшийзапортретом.Тетя
встала,чтобывзятьпепельницу, в раздумье напевая окончание
какой-тосвоеймысли:"Этобылобыужасно,этобылобы
ужасно...""Вот,--сказалЛужини опустил ящик на низенький
турецкий столик с инкрустациями. "Нужноещедоску,--сказала
она.--Изнаешь,ятебя лучше научу в поддавки, это проще".
"Нет, в шахматы",-- сказал Лужин и развернул клеенчатую доску.
"Сперва расставимфигуры,--началатетясовздохом.--
Здесь белые, там черные. Король и королева рядышком. Вот это --
офицеры.