ПослетогокакХирохитоосудилсвоихнепрошеных
"заступников",мятежудалосьдовольнобыстроподавить.Историяэтого
фанатичного,кровопролитного выступления будоражила воображение Мисимы, все
здесьукладывалось в его излюбленную эстетическую формулу: молодые (а стало
быть,прекрасные)воинысначалащедропроливаличужую кровь, потомне
пожалели своей (двое офицеров предпочли плену харакири). Писатель еще не раз
вернется в своих произведениях к описанию событий февраля 1936 года.
Вновелле описано самоубийство молодой супружескойчеты.Гвардейский
поручик Такэяма,оказавшись перед неразрешимойморальнойдилеммой, делает
харакири. Его юная красавица жена, как подобает супруге самурая, тоже лишает
себя жизни. Мисима хотел показать, каких людей он считает носителями истинно
японского духа,но талантоказался сильнееавторскогозамысла.Помере
развития событий отступает, забывается идейная подоплека кошмарного ритуала,
и вдруг рождается жгучее, болезненное ощущение трагической утраты, напрасной
гибели двух молодых, полных жизни и любви человеческихсуществ, -- впрочем,
такоевосприятиефиналасубъективно:вовсякомслучае,авторявно
рассчитывал на совершенноиной эффект. Возникающему чувству потери, которую
невозможно оправдать никакими высокимирезонами, не способен помешатьдаже
претенциозный,временамиграничащийсдурнымвкусомстиль,преждене
свойственныйутонченномуэстетуМисиме."Идеологическое"обоснование
двойногосамоубийства(патриотическиечувстваипреклонениеперед
императором)даетсянеоченьвразумительно,какбыскороговоркой--
чувствуется, что пока это для писателя не главное. Зато сам процесс харакири
показан с ужасающей дотошностью.
Читателю,не знакомому с предыдущимипроизведениями Мисимы, наверняка
показалосьбынепонятнымвавторскомпослесловииутверждение,что
"Патриотизм"-- "некомедияинетрагедия,арассказо счастье".Но
мучительнаясмертьмолодогокрасивоготелаибыладляМисимывысшим
проявлением счастья.
Перед смертью поручик и его жена в последний раз исступленно занимаются
любовью. "Предстоящаяагонияпридаваланаслаждениюне испытаннуюдоселе
утонченность и чистоту". Итак,всевстало насвои места,роковая цепочка
выстроилась:эротикадля Мисимы неизменносопряженасболью,кровьюи
смертью -- вот то "счастье", окотором говорится в послесловии; путьжек
счастьюлежит черезсмерть, освященную сиянием политической идеи.Поручик
уверен,что"никакого противоречиямеждузовомплотиипатриотическим
чувством нет, наоборот,две эти страсти естественнымобразом сливались для
него воедино".
Харакири, средневековыйспособ самоубийства, как нельзя лучше подходил
для целейМисимы,сочетая всебеикровь,иневыносимыестрадания.
Харакири, средневековыйспособ самоубийства, как нельзя лучше подходил
для целейМисимы,сочетая всебеикровь,иневыносимыестрадания. А
посколькухаракири считалосьпривилегиейсамурайскогосословия,истинно
японским "изобретением",то, для тогочтобы прибегнутьк немувовторой
половинедвадцатогостолетия,требовалосьстатькрайним,фанатичным
националистом. Вот дорога, которой отныне пойдет Мисима.
VI
И зло должно быть изжито и испытано, через злочто-то открывается, оно
тоже -- путь.
Н. Бердяев. Ставрогин
Все60-е годы публикасудивлениемнаблюдала, как эстет, западник и
любимецгазетных разделов светской хроники Мисима постепенно превращается в
ревнителянациональныхтрадиций,монархистаиультраправогополитика.
Сначалапоявились статьи и эссе,восхваляющие ценности самурайскойэтики.
Затем-- публичныевыступленияперед молодежью. Мисима внезапновоспылал
любовьюк японскимСиламСамообороны,завелсебе влиятельныхдрузейв
армейской верхушке исредилидеров самогоконсервативногокрыла правящей
партии. Со временем возникло и воинственное "Общество щита".
Новсеэтобылфасад,подготовкагрядущегоспектакля.Главное
происходило не на митингах и не на тренировках в армейских лагерях, а в тиши
рабочего кабинета, за письменным столом, когда писатель оставался один. "Как
описатьрадостьработы, когда онаидет хорошо?--писал Мисимав своем
дневнике. -- Словно оседлал земной шар, зажав его между ног, и одним взмахом
хлыста погнал вперед,вчернуюбездну.А мимо,царапая щеки, проносятся
звезды..."
Особенно ярко дарование Мисимы в этигоды проявило себя в драматургии.
Он очень хорошо знал и понималтеатр, с которым была связана вся его жизнь.
Она ведь и сама очень напоминает спектакль.
Ему приходилось и ставить спектакли, и играть на сцене, но прежде всего
он, конечно же,был драматургом -- крупнейшим и самым талантливым в истории
современногояпонскоготеатра. Мисима говорил, чтороманы --его жены, а
пьесы -- любовницы, и каждый год ему необходима новая. В самом деле, начиная
с 1953 года до последнего года жизни, когда Мисима,втайне уже готовившийся
к смерти, объявил друзьям, что с драматургией покончено, он каждый год писал
побольшой пьесе,несчитаяодноактных. В токийскомотеле "Тэйкоку"он
снималспециальный номер, в котором уединялся на последние тридня каждого
второгомесяца, -- для драматурга,способного создать пьесу за однуночь,
этогооказывалосьдостаточно.Начинал Мисима всегда споследнейреплики
последнего акта,азатембыстрои почти безисправлений записывалвесь
текст. "Ясоздаю пьесы так же, как вода заливает низины, -- писал он в эссе
"Соблазн драмы". -- Рельеф драмы расположенв моей душе нижерельефа прозы
-- ближе к инстинктивному, к детской игре".