Фрида замедлила шаг, лишь подойдя к своему дому, где ее охватило привычное чувство облегчения, – она всегда испытывала его по возвращении домой, когда закрывала дверь, отгораживаясь от внешнего мира, и с наслаждением вдыхала запах чистоты и безопасности. Три года назад она увидела этот дом и сразу же поняла, что непременно должна его купить, несмотря на тот факт, что он долгие годы стоял заброшенным и казался унылым и не на своем месте: слева его сжимали уродливые гаражи, а справа – муниципальное жилье. Но сейчас, после того как его привели в порядок, все в нем было на своем месте. Даже с закрытыми глазами она смогла бы найти любой предмет, даже остро заточенные карандаши на письменном столе. В прихожей, стоит руку протянуть, наткнешься на большую карту Лондона и крючки для верхней одежды. А в гостиной, окном выходящей на улицу, на неструганых досках пола лежит ковер с густым ворсом; по бокам открытого камина, который она разжигала каждый вечер с октября по март, стоят мягкое кресло и уютный диван. У окна – столик со столешницей в виде шахматной доски: единственный предмет мебели, перешедший ей по наследству от прежнего владельца. Домик был узкий, шириной лишь в одну комнату. Крутая лестница вела на второй этаж, где находились спальня и ванная, а еще более крутая – на третий этаж, полностью отведенный под кабинет: с покатым потолком и слуховым окном, у которого стоял стол со всеми принадлежностями для рисования. Рубен называл ее дом берлогой или даже логовом (а ее саму – драконом, не пускающим людей внутрь). Там и правда было довольно темно. Очень многие, покупавшие аналогичные дома, пробивали стены и вставляли дополнительные окна, чтобы впустить свет и воздух; но Фрида предпочитала укромные, замкнутые пространства. Она выкрасила стены в насыщенные оттенки глубокого красного и бутылочно-зеленого цветов, и даже летом в доме царил полумрак, создавая впечатление полуподвального помещения.
Фрида подняла корреспонденцию с коврика у дверей и положила на кухонный стол, даже не взглянув на конверты. Она никогда не вскрывала почту среди дня. Иногда она забывала о ней на неделю или даже больше, пока ей не начинали звонить с претензиями. И запись на автоответчике она тоже не проверяла. Вообще-то, она и автоответчик только в прошлом году купила и до сих пор упрямо отказывалась приобретать мобильный телефон, к искреннему недоумению окружающих, считавших, что сегодня жить без мобильного просто невозможно. Но Фрида хотела иметь возможность убежать от бесконечного общения и требований. Она не хотела срываться с места по первому свистку, и ей нравилось отключаться от срочных и пустых дел этого мира. Когда она оставалась одна, то предпочитала проводить время в настоящем одиночестве. Ни с кем не вступать в контакт и плыть по воле волн.
До очередного пациента у нее оставалось полчаса. В таких случаях она часто ходила пообедать в кафе к знакомым по адресу Бич-стрит, дом 9, но сегодня ее туда не тянуло. И она приготовила себе легкий перекус: тост с дрожжевым паштетом, несколько помидорчиков, чашка чая, овсяное печенье и яблоко, которое она разрезала на четвертинки и удалила сердцевину. Тарелку с едой она отнесла в гостиную и села в кресло у камина – растопка уже была готова, осталось только поднести спичку. Она на мгновение прикрыла глаза и позволила себе ощутить накопившуюся усталость, потом стала медленно жевать тост.
Она на мгновение прикрыла глаза и позволила себе ощутить накопившуюся усталость, потом стала медленно жевать тост.
Зазвонил телефон. Сначала ей не хотелось снимать трубку, но она забыла включить автоответчик, а звонивший не собирался сдаваться. Наконец она ответила на звонок.
– Фрида, это Паз. У тебя ничего не случилось? Ты в ванной была, да?
Фрида вздохнула. Паз была администратором в «Складе», который на самом деле никаким складом не был. Это была клиника, переехавшая в здание старого склада и получившая название, которое в начале восьмидесятых звучало остромодно. Фрида проходила там практику, потом работала и в результате дослужилась до члена правления. Когда Паз звонила ей домой, это означало, что она принесла дурные вести.
– Нет, конечно. Какая ванна среди дня?
– Ну, если бы я сейчас была дома, я бы с удовольствием приняла ванну. Тем более в понедельник. Ненавижу понедельники, а ты?
– Я бы не сказала.
– Все ненавидят понедельники. В понедельник настрой на работу нулевой. Когда в понедельник утром трезвонит будильник, а за окном еще темно, и ты понимаешь, что нужно вытаскивать себя из постели и начинать все по новой…
– Ты позвонила мне только для того, чтобы рассказать, как ненавидишь понедельники?
– Нет, конечно. Я была бы рада, если бы ты обзавелась мобильником.
– Не хочу.
– Ну ты и динозавр! В четверг придешь?
– У меня встреча с Джеком. – Она руководила его психотерапевтической практикой.
– Не могла бы ты прийти пораньше? – попросила ее Паз. – Нам очень важно твое мнение.
– Свое мнение я могу высказать и по телефону. О чем речь?
– Лучше при личной встрече, – уклонилась от ответа Паз.
– Дело в Рубене, да?
– Нужно просто кое-что обсудить. А ты с Рубеном… – Она оборвала фразу, оставив намек на целую историю взаимоотношений.
Фрида прикусила губу, пытаясь догадаться, что же стряслось.
– К которому часу мне подъехать?
– К двум сможешь?
– До двух часов у меня пациент. Могу подойти к половине третьего. Так устроит?
– Вполне.
Она продолжила обед: тост уже остыл. Ей не хотелось думать ни о клинике, ни о Рубене. В ее обязанности входило разгребать беспорядок и унимать боль в головах других людей, но только не его беспорядок и не его боль. Его проблемы в ее обязанности не входили.
Сегодня он опоздал на тридцать пять минут. Входя, он чуть не упал, споткнувшись о порог, словно только что чудом не попал под колеса автомобиля и еще не пришел в себя после шока; губы у него шевелились, но с них не сорвалось ни звука. Фрида заметила, что шнурки на ботинках у него развязаны, а пуговицы на рубашке застегнуты как попало и виден мертвенно-бледный живот. Ногти у него были длинными и грязными. Густые светлые волосы явно давно не мыты, а лицо не знало бритвы. Фрида предположила, что он провел несколько дней в постели и вылез оттуда только сейчас, чтобы прийти на прием.
Джо скукожился в кресле напротив: их разделял только низкий столик.