– Эти огромные окна словно ведут в никуда, – произнесла она, взглянув на элегантный особняк, вновь возникший в поле зрения. – Из них так легко выпасть.
Жанвьер положил руку на спинку сидения.
– Ангелы умеют летать.
– Жанвьер.
Раздался легкий смешок, и пальцы скользнули по ее волосам, когда он убирал руку.
– А ты хочешь летать?
Она вспомнила свои сны, свои кошмары, в которых она оказывалась в ловушке воздушного вихря, проваливаясь в бесконечность.
– Нет. Предпочитаю, когда мои ноги твердо стоят на земле.
– Ты меня удивляешь, cher. Уж я-то знаю, как ты любишь прыгать с мостов.
– Тогда я привязана тросом.
– А, ну это абсолютно безопасно.
Автомобиль остановился прежде, чем она успела ответить на колкость, они вышли, чтобы тут же очутиться в знойных объятиях Атланты.
– А ты? – поинтересовалась она, глядя на него, такого гибкого и невероятно сексуального, идущего рядом с ней к входной двери. – Любишь летать?
– Я родился на болотах. В семье первых поселенцев Луизианы, – он сунул руки в карманы, в его голосе зазвучала музыка родных краев. – У меня в крови вода, а не воздух.
– Рожденные-для-охоты ненавидят воду. – Это не такой уж секрет – особенно для столь проницательного вампира как Жанвьер.
– Но ты же не ищейка, – заметил Жанвьер. – Тебе не важно, что вода маскирует запах вампира. Ты следопыт. Рассчитываешь только на свои глаза.
– Следопыты тоже не любят воду, – огрызнулась Эшвини, – она стирает следы.
– Ладно, – сказал он все тем же небрежным тоном. – Надо будет взять тебя на луизианские болота, сладкая. Бесконечное пространство влажной земли… масса всевозможных следов… ммм, раздолье для следопыта.
– У меня тогда пальцы на ногах заплесневеют к концу охоты.
– О, сейчас я начну завидовать даже плесени, смотри, что ты со мной делаешь, – дразнящие слова, обжигающий взгляд.
– Если ты когда-нибудь заставишь меня охотиться на тебя в болотах, – промурлыкала она, чувствуя, как внутри все сжимается под его жадным взглядом, таким собственническим, хоть он и не имел на нее никаких прав, – я заставлю тебя съесть чёртову плесень.
Жанвьер всё ещё хохотал, когда они подходили к двери, которую тут же распахнула перед ними невысокая морщинистая женщина, явно смертная. И даже если бы множественные признаки ее смертности и не бросились Эшвини в глаза, она прекрасно знала, что ангелы отбирали в Кандидаты только людей в возрасте от двадцати пяти до сорока лет. А после Обращения вампир больше не менялся – не считая, конечно, того, что постепенно приобретал сверхъестественную привлекательность, какой не обладал ни один смертный.
Но на лице этой женщины красота была совсем другого рода; сразу становилось ясно, что жизнь её прошла не зря, и вдохнула она радостей полной грудью. «Можно еще прожить обычную жизнь на полную катушку», подумала Эшвини, наблюдая, как эти ярко-синие и совсем не затуманенные старостью глаза оценивали статную фигуру Жанвьера, когда женщина пригласила их внутрь.
– Господин ждет вас в жилой зоне.
– Вы же покажете нам дорогу, дорогуша?
На щеках женщины появились ямочки.
– Конечно. Пожалуйста, следуйте за мной.
Пока они шли за пожилой женщиной, Эшвини ткнула Жанвьера локтем.
– У тебя что, совсем стыда нет?
– Ни капельки.
Через секунду они очутились перед широченными дверьми, очевидно сделанными для удобства ангела, чтобы крылья свободно проходили в проём.
Женщина что-то пробормотала, пропуская их внутрь, но, хотя инстинкты Эшвини не позволили ей проглядеть уход служанки, та занимала лишь малую часть ее мыслей. Их ждал Назарах.
И учитывая то, что он был всего лишь ангелом «среднего звена», Эшвини будет чертовски признательна судьбе, если ей никогда не придется узреть архангела.
Ангел Атланты был примерно одного роста с Жанвьером, с лоснящейся черной кожей и янтарными пронизывающими глазами, которые, казалось, сияли изнутри. Этот загадочный свет был силой, силой бессмертия. Невероятная мощь окутывала мерцающим туманом его кожу, глаза, и, самое восхитительное, его крылья.
– Вам нравятся мои крылья? – произнес ангел, голос его оказался глубоким, в нем сплелись тысячи других голосов, которые Эшвини старалась не слушать, не знать.
– Они не могут не нравиться, – она отгородилась от этих призрачных воплей своей волей, отточенной годами борьбы с демонами за свой рассудок. – Они бесподобны, просто безумно красивы.
Крылья Назараха, этот сияющий янтарь, были не просто потрясающе красивы, они были идеальны, каждое перо настолько совершенно, что разум отказывался верить в то, что они реальны. «В полете, – подумала она, – он наверняка подобен осколку солнца ».
Назарах одарил ее слабой улыбкой, возможно, даже теплой, но в ней не было ничего человеческого, ничего смертного.
– Что ж, пока я могу только поблагодарить за комплимент, охотница Гильдии.
Крошечные волоски на затылке поднялись, предупреждая об опасности.
– Я здесь, чтобы выполнить свою работу, и выполнить ее хорошо. Если вы хотите поиграть, поищите кого-нибудь другого.
Жанвьер шагнул вперед прежде, чем Назарах успел ответить на это дерзкое заявление.
– Эшблейд, – сказал он, используя прозвище, которым ее наградили во многом благодаря ему, – хорошо знает свое дело. Но плохо умеет играть по правилам.
– Поэтому, – внимание Назараха обратилось к Жанвьеру, – ты все еще жив, Каджун?
– Вопреки всем ее стараниям.
Ангел рассмеялся, и сокрушающая мощь его смеха разнеслась по комнате, забираясь ей под кожу. Вечность, смерть, экстаз, агония – все слилось в нем, все прошлое Назараха. Он ее раздавливал, грозил лишить дыхания, запереть навеки в той адской ловушке, что преследовала ее с детства.
– Меня заинтриговал этот поцелуй, – Жанвьер замолк. – Если позволите… Почему отношения между Антуном и Кэлланом вас так интересуют?
– Антуан, – проговорил Назарах, и лицо его вдруг изменилось, на секунду отразив истинный возраст ангела, – стал зарываться.