Его машина была припаркована в специально отведенном месте гаража. Должно быть, деньги, которые ему приходилось платить за содержание автостоянки, намного превосходили те, что она расходовала на свое жилье. Автомобиль был под стать гаражу.
– БМВ? – наконец выговорила Эйнджел.
– БМВ‑600, седан, – ответил Байрон.
Он извлек из кармана маленький пульт дистанционного управления и нажал на несколько кнопок. Открылся багажник.
– Я потрясена.
От синего автомобиля обтекаемой формы веяло большими деньгами и властью. Волосы у нее на затылке встали дыбом, и ее окатила волна страха. Это «средство передвижения» стоило никак не меньше сотни тысяч баксов.
Наконец Эйнджел обратила внимание на покрой костюма Байрона. Моро, носящий костюмы, не мог не иметь денег. Но костюм Байрона не был видоизмененной мужской тройкой. Эта чертова тряпка была сшита специально на заказ. Это шокировало ничуть не меньше, чем автомобиль.
Байрон, покопавшись в багажнике, вытащил зеленый чемоданчик с красным крестом на крышке и протянул ей.
– Позволь мне усадить тебя.
С этими словами он нажал еще несколько кнопок на пульте, и позади нее открылась дверца пассажирского сиденья. Обтянутое кожей сиденье повернулось на девяносто градусов к распахнутой дверце и застыло на месте.
Эйнджел в немом изумлении уставилась на него, но не сделала ни единого движения.
– Оно не кусается.
Эйнджел покачала головой:
– Я никогда не видела машины, которая бы делала нечто подобное.
Усевшись, она на несколько сантиметров погрузилась в мягкое сиденье, которое тотчас приняло форму ее тела. Как бы ей хотелось, чтобы нечто похожее было у нее дома.
Аптечка первой помощи лежала у нее на коленях. Байрон раскрыл ее.
– Сначала мы должны смыть кровь. – Он вытащил марлевый тампон и пузырек. – Будет немного щипать.
Байрон открыл пузырек, и в нос Эйнджел ударил сильный запах спирта. Смочив марлю, он протер мех на ее щеке. Глаза крольчихи тотчас повлажнели, и она поморщилась, что не прошло незамеченным. Побуревший от крови тампон Байрон выбросил.
Эйнджел подняла на лиса затуманенный слезами взор.
– Что?
– Похоже, я причинил тебе боль…
– Нет, все хорошо.
– Но ты плачешь.
– Вовсе нет! – фыркнула она. – Просто перевяжи, и покончим с этим.
Байрон кивнул и снова принялся смывать кровь. Было нестерпимо больно. Эйнджел попыталась думать о чем‑нибудь другом.
– Итак…
Лицо ее скривилось, когда Байрон приложил к ране новую салфетку.
– Как ты зарабатываешь себе на жизнь?
Он вытащил из чемоданчика маленькую бритву.
– Я был хорошо оплачиваемым мальчиком на побегушках.
Байрон принялся сбривать волосы вокруг раны. Эйнджел слегка напряглась, один из волосков упал ей на колени.
– Пока не уволили, – закончил Байрон.
По тону его голоса было понятно, что продолжать эту тему ему не хотелось.
Пока он занимался обработкой раны на ее лице, Эйнджел сидела неподвижно и молчала. Когда Байрон закончил, она со страхом взглянула на себя в зеркало бокового обзора. Но страхи ее оказались напрасными. Повязка представляла собой маленький прямоугольник на правой щеке.
Она легонько прикоснулась к лицу:
– По крайней мере, шрамы будут симметричными.
Байрон тоже пригнулся и заглянул в зеркало:
– Меня разбирает любопытство по поводу этого, первого.
Перегнувшись через ее плечо, лис прикоснулся к зеркальному изображению другой ее щеки. На левой щеке виднелся шрам, слегка подтянувший кверху один уголок ее рта, придав ему выражение вечной улыбки.
– Это было давно.
– Это было давно. Думаю, ты вряд ли захочешь узнать об этом.
– Может быть, наоборот.
Он оставил зеркало в покое, а его рука так и осталась лежать на ее плече.
Эйнджел вздохнула. На самом деле это не то, что он хотел бы услышать.
– Десять лет назад один грязный хорек попытался изнасиловать меня.
Возникла неловкая пауза, которая грозила затянуться. Наконец Байрон выдавил из себя:
– Прости.
– Я же говорила.
– Может быть, мне отвезти тебя домой?
Интересно, она поморщилась? А вот его рука все еще лежит на плече. Это хорошо, подумала Эйнджел. Только бы не сказать ему, что стало с тем хорьком.
– Я была бы очень благодарна.
Байрон отошел от нее и, обойдя машину, открыл водительскую дверцу.
– Итак, куда мы едем?
– В Мишн Дистрикт, – ответила Эйнджел.
В мыслях она уже проигрывала сцену, как будет приглашать его подняться к ней. Если бы он был более внимательным, то по запаху понял бы, что она чувствует. Она‑то точно могла определить это, даже запах залежалых плодов лайма из «Кроличьей норы» не мог заглушить зова страсти. Это обстоятельство сильно смущало ее.
Дом, в котором жила Эйнджел, находился недалеко от центра Мишн Дистрикт, в сердце квартала в викторианском и псевдовикторианском стиле, без которого невозможно и представить себе Сан‑Франциско. Многие из зданий, мимо которых Байрон вел автомобиль, выдержали два сильных землетрясения. Существовала даже шутка о том, что реставрационные работы в этой части Мишн Дистрикт нанесли больше ущерба, чем любое из стихийных бедствий.
Дом Эйнджел являл собой весьма специфическое зрелище. Над входом, спроектированным с намеком на римскую арку, распласталось окно с видом на залив. С обеих сторон двери и окна вздымались ввысь доминирующие над всем строением квадратные башенки, увенчанные зубцами. Все сооружение покоилось на кирпичном фундаменте, отделанном кованым железом, что в сочетании с идущей под углом улицей создавало головокружительный эффект. Западный участок этой улицы был настолько крут, что если с правой стороны ее к входной двери вело шесть ступеней, то с левой – всего две.
Байрон припарковался между синим облезшим, видавшим виды фордом «Джербоа» и массивным, подвергшимся значительным модификациям «Плимутом Антеем». Поставив машину вплотную к бордюрному камню, он сказал:
– Приятное местечко.
Эйнджел окинула взглядом 23‑ю стрит. Машина стояла как раз напротив ее дома.
– Ты что, говоришь об этом доме?
Байрон пожал плечами.
О вкусах не спорят. Будь у Эйнджел побольше времени, она наверняка влюбилась бы в эти древние уродства, которые и придавали городу его неповторимый облик.
Но пока что ее ум занимали другие мысли и, не переводя дыхания, она спросила:
– Поднимешься ко мне чего‑нибудь выпить?
Когда Эйнджел произнесла эту фразу, она уже жалела, что так ничего и не придумала менее избитого, чем этот незамысловатый вопрос.
– С удовольствием, Эйнджел.
Должно быть, она все это вообразила, но ей показалось, что ее имя в устах Байрона прозвучало как ласковое обращение, которым награждают любимое существо.
Вместе с ним Эйнджел поднялась на свой этаж, совершенно забыв о существовании своей соседки по квартире. Как только забываешь о Лей, она всегда оказывается тут как тут. Лей сидела в гостиной, словно поджидая их.
Едва только Эйнджел переступила порог комнаты, как та, словно мячик, сорвалась с дивана и подскочила к ней.
– Сегодня ты рано. Как ты… – но не договорила. – Что, черт возьми, случилось? Ты в порядке?
Эйнджел открыла было рот, чтобы что‑то ответить, но не успела.
– А это кто еще такой? – на одном дыхании закончила Лей.