Знакомые заключенных, знакомые этих знакомых жили, как и жили. О них, о
рядовых тружениках, об их славных делахписаливгазетах,сообщалипо
радио, говорили на собраниях.
О таких, как Саша Панкратов, тоже писали в газетах, сообщали по радио и
говорили на собраниях, но как о врагах, которых надоуничтожить.Итех,
кто им сочувствует, тоже надо уничтожить.
Так как никто не хотел быть уничтоженным, то никто не выражалсомнения
в том, что надо уничтожать людей, суда надкоторыминебылоиовине
которых узнавали из коротких газетных сообщений.
Безопаснее было вообще о них неговорить.Лучшеговоритьодругом.
Например, об отважных полярных летчиках,вывозившихвпрошломгодусо
льдинЛедовитогоокеанаэкипажпотерпевшегокораблекрушениепарохода
"Челюскин". А если и приходила кому-нибудь в голову мысль, что спасение из
тюрем невинных людей не менее важно, чем спасение "челюскинцев", товслух
эту мысль не высказывали.
Юрий Денисович Шарок носил теперь шпалу - старший оперуполномоченный-
иподчинялсянепосредственноначальникупервогоотделенияАлександру
Федоровичу Вутковскому и его заместителю Штейну.
ВутковскийиШтейнценилиШарока:серьезный,добросовестный,
исполнительный работник. Иперспективный.Перспективнымсчиталсяздесь
тот, кто мог не только "расколоть" подследственного, нетолькозаставить
его признать собственную вину, но, чтоглавное,вывестиегонасвязи,
создать не единичное, а групповое дело.Членыгруппы,всвоюочередь,
выведутследствиенановыесвязи.Такимобразом,создаетсязадел,
обеспечивающий непрерывное функционирование карательных органов.
Шарок это усвоил хорошо, усвоил и много других истин, вчастноститу,
что не надо цепляться ни за чей хвост. Березин к нему благоволил, но Шарок
держался на расстоянии. И правильно. Березин загремел на Дальний Восток. И
работников его рассоваликогокуда.Такчтоходишьпоостриюножа.
Сохранитьсяздесьможнотольковеличайшейосторожностью.Темболее,
отделение их самое актуальное. Во втором отделении - меньшевики, бундовцы,
анархисты, в третьем - всякие национальные движения - мусаватисты, дашнаки
и тому подобное,вчетвертом-эсеры,впятом-церковники.Тихие
отделения, какие теперь меньшевики и эсеры...Шароксудовольствиембы
туда перешел. Как-то ему представилась возможностьперейтинацерковные
дела, но он после некоторого колебания отказался. Не хотелсвязыватьсяс
Господом Богом. Шарок не верил в Бога. Но к богомольности матери относился
терпимо - ее дело. Да и черт его знает! Верят же в Бога образованные люди,
академик Павлов например. Ученый смировымименем,азавелцерковьв
Колтушах, бьет поклоны. Правительство между тем его ласкает,самтоварищ
Сталин относится с уважением.
Бог не Бог, а что-то необъяснимое существует. Судьба, что ли... Какон
горевал тогда, в октябре 1934 года: из-за дерьмового аппендицита не поехал
в Ленинград, к Запорожцу.
.. Какон
горевал тогда, в октябре 1934 года: из-за дерьмового аппендицита не поехал
в Ленинград, к Запорожцу. А поехал бы - трубить ему сейчас в лагере.
Юра тогда вернулся с работы, как обычно, подутро,ичасоввсемь,
наверно, его скрутило. Боли былинепереносимые,телобудторазламывало
пополам, ни вздохнуть, ни выдохнуть, направыйбокложился,налевый,
подтягивал ноги к груди, ничего не помогало, не мог сдержать стона.
Мать металась по комнате: "Может, грелку поставить?" Славабогу,отец
еще не ушел на работу, догадался, в чем дело, не разрешил ставитьгрелку,
сказал: "Будем вызывать карету "Скорой помощи".Юраотказывался:карета
"Скорой помощи" наверняка увезет его в больницу, аемувечером"Красной
стрелой" ехать в Ленинград к Запорожцу, из больницы могут не отпустить,и
накроется поездка, пропадет Ленинград, опять ему ходить под Дьяковым.
- Давай телефон, - настаивал отец.
- Не надо звонить, сейчас пройдет.
- Не дашь свою "скорую", вызову городскую.
Юра попытался сесть на постели, застонал, повалилсянаподушку,нет,
терпеть невозможно,"скорая"хотьуколсделает,ибольпройдет.Он
показал, откуда достать записную книжку. Через полчаса пришла машина,Юру
вынесли на носилках, весь дом глядел, весь подъезд переполошился. Привезли
наВарсонофьевский,вбольницуНКВДсразуположилинастол,
прооперировали. Сказали, шовснимутднейчерездесять.Все!Накрылся
Ленинград! Как горевал тогда, как горевал, а выходит, аппендицит спас его.
Вот и не верь после этого в судьбу.
- Ваше счастье,вовремяпривезли,аещечасадва-три,ибылбы
перитонит, - сказал профессор Цитронблат, делавшийемуоперацию.Лучший
хирург, и что интересно: с протезом вместо ноги.
Но, как оказалось, не только в томбылосчастье,чтоотперитонита
спасли, главное - не поехал в Ленинград.
Дня через два после операции принесли ему пакет с фруктами - апельсины,
мандарины, яблоки - и записку: "Юрочка, как ты себя чувствуешь?Чтотебе
надо, напиши. Лена".
Юра опустил записку. Лена пришла! Пришла все-таки! Уставший, измученный
болью, он расчувствовался, даже в горле запершило. Значит, любит его, если
все простила, не ревнует больше.
Правда, мелькнула и неприятная мысль: а может, этоихинтеллигентские
штучки?.. Что бы ни было впрошлом,надовтруднуюминутуприйтина
помощь, проявить внимание, сочувствие. Так принятоу_приличных_людей,
ведь они _приличные_ люди... Никто к нему не пришел, а она пришла.Только
Вутковский АлександрФедоровичзвонил,справлялсяоздоровье,ноон
начальник, емуположенопроявлятьзаботуоподчиненных.Нуимать,
конечно,приходила.Принеслакакую-тобестолковщину,пироги,дура,
испекла, хоть бы у врача спросила, чтоможно,чегонельзя.Аемутут
ничего и не нужно, кормят хорошо, центральная больница НКВД все-таки.