Все ходили без пальто, женщинызакатывалирукава
на платьях, холеные, породистые бабы.
Играли в волейбол, в крокет, Шарок крокетвиделвпервые,старомодная
игра, смешно было смотреть, как солидные академикииихдамыспоряти
ссорятся из-за каких-то непонятных Юре правил: дотронулсядошара-не
дотронулся, прошел ворота - не прошел. И те, кто наблюдал заигрой,тоже
вмешивались в эти споры, игравшие вежливо, нотвердоидажеязвительно
просили не мешать им.
В общем, на крокетной площадке было довольно забавно. Юра смотрел,как
играла Лена, улыбался ей, когда онивстречалисьглазами.Навидтакая
далекаяотспорта,большая,медлительная,она,какубедилсяЮрав
Серебряном Бору, прекрасно плавала, здесьхорошоигралавкрокетив
волейбол хорошо играла. Молодец, спортивнаябаба,оказывается.Веселая,
глаза блестят, была внимательна к Юре.
Они уезжали на второй день к вечеру После обедаприлегли...И,когда
наступила пора вставать, она, лежа на его руке, спросила:
- Хорошо было здесь, правда?
- Да, подходяще, - в полудреме ответил он.
- А ведь мы с тобой расстаемся, Юра, - сказалаонаспокойно.И,как
показалось Юре, даже улыбнулась.
До него не сразу дошел смысл ее слов.
- Не понимаю.
- Я говорю, что мы с тобой расстаемся, Юра, и на этот раз навсегда.
- Почему вдруг?
- Это не вдруг. Это я решила не сегодня. Но я хотела с тобой расстаться
хорошо, даже счастливо.
- Поэтому и привезла сюда?
- Поэтому и привезла.
- Ну что ж,красиво,элегантно,повысшемуклассу.Королева,так
сказать, отстраняет своего фаворита. И все же хотелось бы знать причину.
- Причину? - Она откинулась, легла на спину, заложила руки за голову. -
Стоит ли называть причину... Мы с тобой не дети уже, неюныевлюбленные.
Такие встречи по телефонному вызову не для нас... Не думай,этоянек
тому, чтобы мы поженились.
- А почему?.. Может быть, я хочу жениться на тебе.
Она засмеялась.
- Может быть, ты хочешь. А я, может быть, не хочу.
Да он и не собирался жениться наней.Смешноговоритьобэтом.Но
самолюбие его было задето.
- Чем же я не подхожу тебе, интересно?
- Ты мне подходишь, и я тебе вроде бы подхожу Но это здесь, на этой или
какой-нибудь другой постели. Но постель - это еще не вся жизнь.
- Ты что, опять заревновала к Вике?
- А откуда ты знаешь, что я ревновала кВике,ятебенаэтотсчет
ничего не говорила.
- Ты не говорила, а я знаю, _мне все положено знать_. - Эту фразу Шарок
любил вставлять к месту и не к месту.
- Ну, так вот: и я знаю. Знаю, зачем и в качестве когоВикаприходила
на ту квартиру.
Теперьонприподнялсяналокте.Что-тотутнеясно,попахивает
неприятным. Она знает, что Вика была осведомительницей. Откудазнает?Не
призналась ли сама Вика? Тогда у него прокол.
- В качестве кого же она ко мне приходила?
- Я не желаю обсуждать эту тему.
- В качестве кого же она ко мне приходила?
- Я не желаю обсуждать эту тему.
Он услышал в ее голосе металлическую будягинскую твердость.
- Мне эта тема не интересна. И от меня это никуда дальше не пойдет. Так
чтонебеспокойся:никакоговредаятебеникогда,ниприкаких
обстоятельствах не причиню. Это ты прекрасно знаешь. Да, когдаяувидела
Вику у тебя, я возмутилась и порвала наши отношения. Но потом поняла,что
была неправа. Так что тот случай не имеет сейчас никакого значения. Почему
мы расстаемся? Не хотела говорить, но, если ты настаиваешь, скажу: я опять
беременна, Юра. Я жду ребенка. И, как ты, вероятно, догадываешься,больше
никакой горчицы не будет. У меня родится сын или дочь. Я тебя ни к чему не
принуждаю. И алиментов с тебя не потребую, и отцомтебянезапишу-я
знаю, ты этого не хочешь.
Ничего себе новости! Даже не так поразило самоэтоизвестие,какее
спокойный, властный голос.
- Почему, собственно говоря?.. - начал Шарок.
Но она перебила его:
- Не возражай! То, о чем мы говорим, не повод для словоблудия.
Она не повысила голос,новнемопятьслышаласьих,будягинская,
категоричность.
- Этот брак не нужен нам обоим, зачем же притворяться?
Шарок встал, подошел к окну, раздвинул шторы, долго стоял так.
Правильно все. Он ей не нужен, и она ему не нужна. Войти в чужую семью,
вечножитьсвнутреннимнапряжением,обдумыватькаждуюфразу,это
исключено.
Но его поразило, когда Лена повторила почти слово в слово то, о чемон
думал, стоя у окна. Видимо, он все-таки недооценивал ее.
- Мы чужие люди, Юра, у насразныевзгляды,разныеценности,мыс
трудом понимаем друг друга. Я вижу,кактыприспосабливаешьсякомне,
говоришь не то, что думаешь. Это обременительно.
- Что ты имеешь в виду?
- Я имею в виду твой рассказ о Саше, будтоблагодарятвоимстараниям
ему дали всего три года ссылки, а не лагерь и будто тебе чем-то грозил его
арест. Чепуха! Просто мневсегдахотелосьхорошоотебедуматьия
убеждала себя, что все так и есть.
Шарок молчал.
- И с Викой. Уж очень нечистоплотно было все мешать в одну кучу.
Он сел рядом с Леной на постели, взял ее за руку, улыбнулся.
- Зачем же ты тогда пришла ко мне в больницу?
- Очень одиноко лежать в больнице, когда никто к тебе не приходит.
- Значит, пожалела. А я-то надеялся, ты меня любишь.
- Я? - она задумалась. - Не знаю.Врядли...Нояхочу,чтобымы
расстались по-дружески, именно в такой светлый, майский, праздничный день,
чтобы именно таким он нам запомнился.
Заговорив о больнице, он дал ейповодпоказатьсвоеинтеллигентское
превосходство: он не пришел к ней вбольницу,хотяонаумиралатогда,
умирала по его вине, а она пришла к нему, оказаласьлучше,вышеего.И
сейчас, беременная, она опять все берет на себя, освобождает его от забот,
от ответственности, от алиментов. Небось все обговорили уже, в семейке-то,
небось сам Иван Григорьевич сказал: "Обойдемся без твоего подлеца, рожай!"
Опять показывают, что они аристократы, а он плебей.