Она так была в этом уверена, что, не поднимая глаз, встала вдруг и низко поклонилась князю.
Он и в самом деле стоял уже перед ней.
- О, боже! - воскликнул он. - Не дивлюсь я теперь молодцу, ибо чудный это расцвел цветок... Приветствую тебя, моя панна, приветствую от
всей души и сердца дорогую внучку моего Биллевича. Узнаешь ли ты меня?
- Узнаю, ясновельможный князь! - ответила девушка.
- А я бы тебя не узнал, я ведь в последний раз видел тебя девочкой еще не расцветшей и не в таком наряде, как нынче. Подними же эти
занавески с глаз! Клянусь богом, счастлив тот ловец, который выловит такую жемчужину, несчастен, кто владел ею и потерял ее. Вот стоит перед
тобою такой несчастливец. Узнаешь ли ты и этого кавалера?
- Узнаю, - прошептала Оленька, не поднимая глаз.
- Великий он грешник, и я привел его к тебе на покаяние. Наложи на него какую хочешь епитимью, но не отказывай ему в отпущении грехов, дабы
в отчаянии не совершил он еще более тяжких. - Тут князь обратился к мечнику и пани Войниллович: - Оставим молодых, не годится присутствовать при
исповеди, а мне это и моя вера запрещает.
Через минуту пан Анджей и Оленька остались одни.
Сердце колотилось у нее в груди, как у голубя, над которым повис ястреб; но и он был взволнован. Его оставила обычная смелость, горячность
и самоуверенность. Долгое время они оба молчали.
Наконец он первый заговорил низким, сдавленным голосом:
- Ты не ждала увидеть меня здесь, Оленька?
- Нет, - прошептала девушка.
- Клянусь богом, если б татарин стоял около тебя, ты не была бы так испугана. Не бойся! Погляди, сколько здесь народу. Никакой обиды я тебе
не нанесу. Да когда б и одни мы были, тебе нечего было бы бояться, я ведь дал себе клятву почитать тебя. Верь мне!
На мгновение она подняла глаза и посмотрела на него.
- Как же мне верить тебе?
- Грешил я, это правда; но все прошло и больше не повторится. Когда после поединка с Володыёвским лежал я на одре между жизнью и смертью,
сказал я себе: “Не будешь ты больше брать ее ни силой, ни саблей, ни пулей, заслужишь любовь ее добрыми делами и вымолишь у нее прощенье! И у
нее сердце не камень, смягчится гнев ее, увидит она, что ты исправился, и простит!” Дал я себе клятву исправиться и исполню ее!.. А тут и бог
послал мне свое благословение: приехал Володыёвский и привез мне грамоту на набор войска. Мог он не отдать мне грамоту, но человек он достойный
и вручил мне ее! Не надо было мне теперь и в суды являться, стал я гетману подсуден. Как отцу родному, покаялся я князю во всех грехах, и он не
только простил меня, но обещал все дело уладить и защитить меня от недоброжелателей. Да благословит его бог! Не буду я изгнанником, Оленька, с
людьми помирюсь, снова верну свою славу, отчизне послужу, возмещу обиды... Оленька, что же ты на это скажешь? Не скажешь ли ты мне доброго
слова?
Он вперил в нее взор и молитвенно сложил руки.
- Могу ли я верить тебе? - спросила девушка.
- Можешь, клянусь богом, можешь, должна! - ответил Кмициц. - Ты погляди, и князь гетман, и пан Володыёвский поверили мне. Знают они все мои
проступки, и все-таки поверили мне. Вот видишь! Почему же ты одна не хочешь мне верить?
- Я видела людские слезы, которые лились по твоей вине.
Я видела могилы, которые не поросли еще травою...
- Могилы порастут травою, а слезы я сам оботру.
- Сперва сделай это, пан Анджей.
- Ты мне только надежду подай, что как сделаю я это, то тебя снова найду. Хорошо тебе говорить: “Сперва сделай!” А коли я сделаю, а ты тем
временем выйдешь замуж за другого? Сохрани бог, упаси бог от такой страсти, не то я ума лишусь! Христом-богом молю тебя, Оленька, дай мне слово,
что я не потеряю тебя, покуда помирюсь с вашей шляхтой. Помнишь, ты сама мне об этом написала? Я храню твое письмо, и когда у меня очень тяжело
на душе, перечитываю его снова и снова. Ничего я больше не прошу, скажи только мне еще раз, что будешь ждать меня, что не пойдешь за другого!
- Ты знаешь, пан Анджей, мне по завещанию нельзя пойти за другого. Я могу только уйти в монастырь.
- Вот это бы угостила! Ради Христа и думать брось о монастыре, а то у меня при одной мысли об этом мороз подирает по коже. Брось, Оленька,
не то я при всем народе упаду перед тобой на колени и буду молить не делать этого. Я знаю, ты отказала пану Володыёвскому, он сам мне об этом
рассказывал. Он-то и толкал меня к тому, чтобы я покорил твое сердце добрыми делами. Но к чему все эти добрые дела, коли ты уйдешь в монастырь?
Ты мне скажешь, что добро надо делать ради добра, а я тебе отвечу, что люблю тебя отчаянно и знать ничего не хочу. Когда ты уехала из Водоктов,
я, едва поднявшись с постели, бросился искать тебя. Хоругвь набирал, минуты свободной не было, некогда было ни поесть, ни поспать, а я все искал
тебя. Такая уж моя доля, что без тебя нет мне жизни, нет мне покоя! Такая, право, притча со мной! Одними воздыханиями жил. Дознался наконец, что
ты у пана мечника в Биллевичах. Так, скажу тебе, как с медведем, боролся с самим собою: ехать, не ехать... Однако ж побоялся ехать, чтоб не
напоила ты меня желчью. Сказал наконец себе: ничего хорошего я еще не сделал, не поеду... Но вот князь, дорогой отец мой, сжалился надо мною и
послал человека просить вас приехать в Кейданы, чтобы я хоть наглядеться мог на тебя... На войну ведь идем. Я не прошу, чтобы ты завтра же за
меня вышла. Но коли доброе слово от тебя услышу, коли только уверюсь, легче мне станет. Единственная ты моя! Не хочу я погибать, но в бою все
может статься, не буду же я прятаться за чужие спины... потому должна ты простить меня, как прощают грехи умирающему.
- Храни тебя бог, пан Анджей, и да наставит он тебя на путь истинный! - ответила девушка мягким голосом, по которому пан Анджей тотчас
понял, что слова его возымели действие.
- Золотко ты мое! Спасибо тебе и на том. А в монастырь не пойдешь?
- Покуда нет.
- Благослови тебя бог!
И как весною пропадают снега, так между ними стало пропадать недоверие, и они ощутили большую близость, нежели за минуту до этого. На
сердце у них стало легче, глаза посветлели. А ведь она ничего ему не обещала, и у него хватило ума ничего не просить. Но она сама чувствовала,
что нельзя, нехорошо отрезать ему пути к исправлению, о котором он говорил с такою искренностью, а в искренности его она ни минуты не
сомневалась, не такой он был человек, чтобы притворяться. Но главной причиной, почему она не оттолкнула его снова, оставила ему надежду, было
то, что в глубине души она все еще любила его. Гора разочарований, горечи и мук погребла эту любовь; но она жила, всегда готовая верить и
прощать без конца.
“Нельзя судить о нем по его поступкам, он лучше, - думала девушка, - и нет уж больше тех, кто толкал его на преступления; в отчаянии он
может снова оступиться, так пусть же никогда не отчаивается”.