.."
Тут я замечаю, как мисс Мэрдстон втайнеликует.Надэтимисырамия
ломаю себе голову без всякого толка и превращаюсь, наконец, в мулата,забив
все поры лица грязью с моей грифельной доски;такпродолжаетсядосамого
обеда, когда мне дают кусок хлеба,чтобыпомочьмнесправитьсясмоими
сырами, и весь вечер я пребываю в немилости.
Теперь, по прошествии многих лет, мне кажется, будто все эти несчастные
уроки обычно кончались именно так. Я готовилбыихпревосходно,небудь
Мэрдстонов. Но Мэрдстоны зачаровывалименявзглядом,словнодвезмеи-
жалкую птичку. Даже тогда, когда утреннее испытание проходилоблагополучно,
я достигал этим только того, что не оставался без обеда.МиссМэрдстонне
могла видеть меня свободным от занятий, икактолькоэтослучалось,она
обращала на меня внимание своего братца говорила:
-Клара,дорогая,нетничеголучшеработы,задайтевашемусыну
какие-нибудь упражнения.
И меня снова засаживали за книгу.
Игрсосверстникамияпочтинезнал,таккакмрачнаятеология
Мэрдстонов превращала всех детей вмаленькихехидн(хотябылвдалекие
времена некий ребенок, которого окружали ученики!*)ивнушала,чтоони
портят друг друга.
От такого обращения я через полгода, естественно, стал печален,мрачен
и угрюм. Этому способствовалотакжеито,чтоячувствовал,какменя
ежедневно отстраняют, оттесняют от матери. "И, мне кажется,я,ивсамом
деле, превратилсябывтупицу,еслибыоднообстоятельствоэтомуне
помешало.
После моего отцаосталосьнебольшоесобраниекниг,находившихсяв
комнате наверху, куда я имел доступ (она примыкала к моей комнате); никто из
домашних никогда о них не вспоминал. Из этой драгоценной дляменякомнатки
вышли Родрик Рэндом, Перигрин Пикль, Хамфри Клинкер, Том Джонс, векфильдский
священник *, Дон-Кихот, Жиль БлазиРобинзонКрузо-славноевоинство,
составившее мне компанию. Они не давалипотускнетьмоейфантазииимоим
надеждам на совсем иную жизнь в будущем, где-то в другом месте.Этикниги,
так же как и "Тысяча и одна ночь" и "Сказки джинов", не принесли мневреда;
если некоторые из них и могли причинить какое-то зло, то, во всякомслучае,
не мне, ибо я его просто не понимал. Теперь яудивляюсь,какухитрялсяя
находить время для чтения, несмотря на то, что корпел над своимитягостными
уроками. Мне кажетсястранным,какмогяутешатьсявсвоихмаленьких
горестях (для меня они были большими), воплощаясь в своих любимых героев,а
мистера и мисс Мэрдстон превращая во всех злодеев. ЯбылТомомДжонсомв
течение недели (Томом Джонсом в представленииребенка-самымнезлобивым
существом) и целый месяц крепко верил в то, что яРодрикРэндом.Яжадно
проглотил стоявшие на полках несколько книг о путешествиях - я забыл,какие
это были книги; припоминаю, как в течение нескольких дней я ходилподому,
вооруженный бруском из старой стойки для сапожныхколодок,-превосходное
подобие капитана королевского британского флота, который окружен дикарямии
решил дорогопродатьсвоюжизнь.
Яжадно
проглотил стоявшие на полках несколько книг о путешествиях - я забыл,какие
это были книги; припоминаю, как в течение нескольких дней я ходилподому,
вооруженный бруском из старой стойки для сапожныхколодок,-превосходное
подобие капитана королевского британского флота, который окружен дикарямии
решил дорогопродатьсвоюжизнь.Нокапитанникогданетерялсвоего
достоинства, получая подзатыльники латинской грамматикой. Что до меня, тоя
его терял. Тем не менее капитан оставался капитаном игероем,невзираяна
все грамматики всех языков в мире - живых и мертвых.
Эти книги были единственным и неизменным моим утешением. Когда ядумаю
об этом, передо мной всегда возникает картина летнеговечера,накладбище
играют мальчики, а я сижу у себя на постели и читаю с таким рвением,словно
от этого зависит все мое будущее. Каждый амбар по соседству,каждыйкамень
церкви и каждый уголок кладбища былисвязаныуменясэтимикнигамии
вызывали в памяти отдельные прославленные сцены.Явидел,какТомПайпс
взбирается на колокольню, я наблюдал, как Стрэп со своим мешкомзаплечами
присаживаетсянаизгородьотдохнуть,иязнаю,чтокоммодорТраньон
встречается с мистером Пиклем в зальце нашего деревенского трактирчика.
Теперь читатель столь же хорошо, как и я, представляет себе, кем ябыл
в ту пору моего детства, к которой я снова возвращаюсь.
Однажды утром, когда я со своими книгами вошелвгостиную,моямать
была чем-то обеспокоена, мисс Мэрдстон казалась особенно твердой,амистер
Мэрдстон что-то привязывал к концу своей трости, - тонкой, гибкой тросточки;
когда я вошел, он замахнулся и рассек ею воздух.
- Говорю же вам, Клара, меня самого нередко секли,-произнесмистер
Мэрдстон.
- Совершенно верно, - подтвердила мисс Мэрдстон.
- Вполне... возможно, дорогая Джейн, - робко пролепеталамоямать.-
Но... вы думаете, это принесло пользу Эдуарду?
- А вы, Клара, думаете, что это принесло Эдуарду вред? - хмуроспросил
мистер Мэрдстон.
- Вот-вот,втом-тоидело!-сказаламиссМэрдстон.Моямать
промолвила только: "Вы правы, дорогая Джейн", - и умолкла.
Я почувствовал, что этот разговор имеет прямое касательство комне,и
поймал взгляд мистера Мэрдвтона, устремленный на меня.
- Дэвид, сегодня ты должен быть более внимателен, чем всегда, -сказал
мистер Мэрдстон, снова метнув в менявзглядисноварассекаятросточкой
воздух;затем,закончивсвоиприготовления,положилееоколосебяс
многозначительным видом и взялся за книжку.
Это былонедурноеначалоинедурноесредствоподбодритьменя.Я
почувствовал, как мой урок улетучивается из головы - не одно слово за другим
и не строчка за строчкой, а вся страница сразу, целиком. Я попытался поймать
слова, но, казалось, если можно так выразиться, они скользили прочь отменя
на коньках, плавно и быстро, и задержать их было невозможно.