При однообразии моей жизни и вечном страхе перед возобновлением занятий
в школе это быланестерпимаямука:каждыйденьяподолгузанималсяс
мистером Мэллом, но я справлялся с уроками, не покрывая себя позором, потому
что не было ни мистера, ни мисс Мэрдстон. До и после уроков ягулял-под
надзором, как я уже упоминал, человека с деревяшкой. Какживовспоминаюя
плесень повсюду вокруг дома, позеленевшие плиты во дворе,всевтрещинах,
старую протекавшую бочку с водой и облезлые стволы хмурых деревьев, надолю
которых, казалось, приходилось больше дождя и меньше солнечных лучей, чем на
долю других деревьев! В час дня мы обедали - мистерМеллия-вконце
длиннойстоловойсголымистенами,заставленнойсосновымистоламии
пропитанной запахом сала.
Затем мы снова занимались - до чая, который мистер Меллпилизсиней
чашки, а я из оловянного котелка. Весь долгийдень,досеми-восьмичасов
вечера, мистер Мелл сидел за особым пюпитром в классной комнате итрудился,
вооружившись перьями, чернилами, линейкою, книгами иписчейбумагой-он
составлял (как узнал я) счета за последнее полугодие.Спрятаввсеэтона
ночь, он доставал свою флейту и дул в нее, пока у меня не начиналамелькать
мысль, что он постепенно вдунет всего себявширокоеотверстие,апотом
просочится наружу сквозь клапаны.
Я вижу себя, совсем маленького, в тускло освещенной комнате, - ясижу,
подперев голову рукой, прислушиваюсь к заунывной игре мистера Мелла изубрю
урок к завтрашнему дню. Вот я вижу себя -книгимоизакрыты,явсееще
прислушиваюсь к заунывной игре мистера Мелла, а сквозь нееприслушиваюськ
тому, что бывало дома, к завыванию ветра на ярмутском побережье, ичувствую
себя печальным и одиноким. Вот я вижу, как иду ложиться спать, минуяпустые
комнаты, присаживаюсь на край кроватииплачу,тоскуяоласковомслове
Пегготи. Вижу, как опускаюсь поутру вниз, смотрю в длиннуюмрачнующель-
лестничное окно - на школьный колокол над крышей сарая с флюгером и страшусь
той минуты, когда он зазвонит, призывая к урокам Стирфорта иостальных.Но
зловещие опасения мои еще усиливаются при мысли о той минуте, когдачеловек
с деревяшкой отопрет калитку, чтобы впустить ужасного мистера Крикла.Яне
могу всерьез поверить, что способен показаться кому-нибудьизнихопасным
преступником, однако как бы там ни было, аяношунаспиневсетотже
предостерегающий плакат.
Мистер Мелл никогда не бывал со мной словоохотлив, но не был он также и
суров со мной. Мне кажется, что, и не вступая в разговор, мы составляли друг
другу компанию. Я забыл упомянуть о том, что иногда онразговаривалсамс
собой, ухмылялся, сжималкулаки,скрежеталзубами,икаким-тостранным
образом ерошил себе волосы. Но такие уж были унегопричуды.Сначалаони
пугали меня, но скоро я к ним привык.
ГЛАВА VI
Я расширяю круг знакомых
Я вел такую жизнь почти целый месяц, когда однажды человек с деревяшкой
заковылял по дому сошвабройиведромводы,изчегоязаключил,что
готовятся к встрече мистера Крикла и учеников.
Я не ошибся, таккакшвабра
скоро вторглась в классную и изгнала мистераМеллавместесомной,ив
течение нескольких дней мы жили неведомо где и как, но все время оказывались
помехой двум-трем женщинам, которых прежде я виделвсегоразадва-три,и
постоянно находились в таком облаке пыли, что я чихал так, словно Сэлем-Хаус
был огромной табакеркой.
Наступил день, когда мистер Мелл сказал, что сегодня вечеромприезжает
мистер Крикл. Вечером, после чая, я услышал, что он прибыл. Я еще не ложился
спать, когда явился человек с деревяшкой и повел меня к нему.
Та часть дома, где обитал мистер Крикл, была кудалучшенашей;перед
нею был разбит уютный садик, казавшийся очень привлекательным послепыльной
площадки для игр, столь напоминавшей пустыню в миниатюре, что только верблюд
или дромадер мог чувствовать себя на ней как дома. Ятакбоялсяпредстать
перед мистером Криклом, что считал дерзостью даже поднять глаза иосмотреть
красивый широкий коридор, по которому мы шли:присутствиемистераКрикла,
когда меня поставили перед ним, привело меня в такое замешательство,чтоя
вряд ли заметил миссис и мисс Крикл (ониобенаходилисьвгостиной)или
вообще что-нибудь, кромемистераКрикла,тучногоджентльменасгроздью
брелоков и печатокначасовойцепочке,восседавшеговкреслерядомс
бутылкой и рюмкой.
- А! Так этототмолодойчеловек,которомунужноподпилитьзубы!
Поверни-ка его, - произнес мистер Крикл.
Человек с деревяшкой повернул меня, выставляя напоказ плакат, и,когда
прошло достаточно времени, чтобы с нимознакомиться,сноваповернулменя
лицом к мистеру Криклу, а сам поместился рядом с ним. У мистера Криклабыло
багровое лицо и крохотные, глубоко сидящие глазки:налбуеговздувались
вены, нос был маленький, а подбородок тяжелый. На макушке у него красовалась
плешь, редкие сальные волосы, начинавшие седеть, он зачесывал на вискитак,
чтобы концы их встречались на лбу. Но особенно сильное впечатление произвело
на меня то, что он был почти лишен голоса и не говорил, а сипел. Толиему
трудно было так сипеть, то ли он досадовал на свой недостаток, но, когдаон
говорил, его злое лицо становилось еще злей, а вены налбувздувалисьеще
больше; и, оглядываясь назад в прошлое, я не удивляюсь, чтоэтастранность
поразила меня больше всего.
- Так, так, - сказал мистер Крикл. - Что же ты можешь мнесообщитьоб
этом мальчике?
- Еще ничегосказатьпротивнегонеможем,-ответилчеловекс
деревяшкой, - пока не было случая.
Мне кажется, мистер Криклбылразочарован.Номнепоказалось,что
миссис и мисс Крикл (тут я взглянул на них в первый раз, и они обе оказались
худыми и молчаливыми) не были разочарованы.
- Подойдите сюда, сэр, - поманил меня пальцем мистер Крикл.
- Подойдите сюда! - повторил за ним человек с деревяшкой, также поманив
меня пальцем.
- Я имею честь быть знакомым с вашимотчимом,человекомдостойными
обладающим твердым характером, - просипел мистер Крикл, беря меня за ухо.