При этомонапротянулаемуруку,и,когдаонпожималее,мне
показалось, что она бросила взгляд на меня.
- Пожелаем друг другу спокойной ночи, мой славный мальчуган!-сказал
джентльмен после того, как склонил голову - я этовидел!-надмаленькой
перчаткой моей матери.
- Спокойной ночи! - сказал я.
- Так будем же добрыми друзьями! - со смехом сказал джентльмен.-Дай
руку!
Моя правая рука была в руке матери, поэтому я протянул ему левую.
- Да ведь ты подаешь не ту руку, Дэви! - засмеялся джентльмен.
Мать хотела протянуть ему мою правую руку, но ярешил,поупомянутой
выше причине, не подавать ее и не подал. Я протянул ему левую, а он, ласково
пожав ее, заявил, что я молодец, и ушел.
Вижу, как сейчас, - он идет по саду и,обернувшисьвпоследнийраз,
пронизывает нас взглядом своих зловещих черных глаз, прежде чем захлопнулась
дверь.
Пегготи, которая не проронила ни единого словечка инешевельнулани
одним пальцем, медленно задвинула засовы, и мы все прошли в гостиную. Вместо
того чтобы сесть в кресло у камина, моя мать,вопрекисвоемуобыкновению,
осталась в другом конце комнаты и тихонько что-то напевала.
- Надеюсь, вы приятно провели вечер, сударыня, - сказала Пегготи,стоя
с подсвечником в руке посреди комнаты, неподвижная, как бочка.
- Благодарю вас, Пегготи, - весело отвечала моя мать, - я очень приятно
провела вечер.
- Новое лицо. Это приятно, - пробормотала Пегготи.
- Да, очень приятно, - подтвердила моя мать.
Пегготи продолжаластоятьпосредикомнаты,мояматьснованачала
напевать, а я заснул, но не так крепко, чтобы не слышать голосов, хотя ине
понимал, о чем идетречь.Когдаяочнулсяотэтойтревожнойдремоты,
оказалось, что Пегготи и моя мать обе в слезах и обе говорят.
- Только не такой, как этот. Он не понравился бы мистеру Копперфилду, -
промолвила Пегготи. - Вот что я вам скажу и готова в том поклясться!
- Боже мой! - воскликнула моя мать. - Вы меня с умасведете!Былали
еще на свете бедная девушка, с которой ее служанка обращалась бы такдурно,
как со мной? Но почему я несправедлива сама к себе и называю себядевушкой?
Разве я не была замужем, Пегготи?
- Богу известно, что были, сударыня! - отвечала Пегготи.
- Ну, так как же вы смеете, - продолжала моя мать, - нет, янехотела
сказать: "как вы смеете", Пегготи, но как хватило увасдухурасстраивать
меня и говорить такие горькие слова, когда вы прекрасно знаете, чтоуменя
здесь нет ни единого друга, к которому я могла бы обратиться?
- Потому-то я и говорю, что это вам не подходит, - возразила Пегготи. -
Да! Это вам не подходит. Да! И никак не может подойти. Да!
Я подумал, чтоПегготисейчасшвырнетнаполподсвечник-столь
энергически она им размахивала.
- Как можете вы такогорчатьменяибытьтакойнесправедливой?-
сказала моя мать, плача еще горше.
- Как можете вы говорить так, словновсе
решено и покончено, Пегготи, когда я повторяю вам снова и снова, жестокая вы
женщина, что ровноничегонебыло,кромесамойобычнойучтивости!Вы
говорите о восхищении. Но что же мне делать? Или вы хотите, чтобыясбрила
волосы и выкрасила себе лицовчерныйцвет,илиобезобразилабысебя,
обожглась, ошпарилась, или еще что-нибудь в этом роде? Думаю,выбыэтого
хотели, Пегготи. Я думаю, вы бы обрадовались!
Мне показалось что Пегготи приняла этот упрек близко к сердцу.
- А мой дорогой мальчик! - воскликнула моя мать, подходяккреслу,в
котором я сидел, и ласково меня обнимая. - Мой родной маленький Дэви!Может
быть, мне хотят намекнуть, чтоямалолюблюмоедрагоценноесокровище,
милого моего мальчика?
- Никто никогда и не заикался об этом, - сказала Пегготи.
- Вы заикались, Пегготи! - возразила моя мать. - И вы это знаете. Какой
же еще можно сделать вывод из всего, что вы сказали,недобраявыженщина,
хотя вам известно не хуже, чем мне, что месяц назад я радинегонекупила
себе новогозонтика,амойстарыйзеленыйсовсемпротерсяибахрома
обтрепалась? Вам это известно, Пегготи! Вы не можетеотрицать.-Тутона
ласково прижаласьщекойкмоейщеке.-Скажи,яплохаямама,Дэви?
Нехорошая, злая, жестокая, дурная мама? Скажи, дитя мое, скажи "да", дорогой
мой мальчик, и Пегготи будетлюбитьтебя,алюбовьПегготистоиткуда
больше, чем моя, Дэви. Я тебя совсем не люблю, правда?
Вот тут мы все трое заплакали. Кажется, я плакал громчевсех,новсе
плакали непритворно. Я был в полном отчаянии и боюсь,что,оскорбленныйв
самых нежныхсвоихчувствах,назвалПегготи"свиньей".Помню,славная
женщина была глубоко опечалена и, должнобыть,осталасьпоэтомуслучаю
совсем без пуговиц, потому что раздалсясвоегородазалпиэтиснаряды
отлетели, когда она, помирившись с моей матерью, опустилась на колениперед
моим креслом и помирилась со мною.
Мы пошли спать в полном унынии. Рыдания долгомешалимнезаснуть,а
когда особенно сильный приступ рыданий едва ли не подбросил меня на постели,
я увидел мать; она сидела на моей кроватке,склонившисьнадомной.После
этого я заснул в ее объятиях и спал крепко.
Не могу припомнить, когда я опять встретил этого джентльмена - то лив
следующее воскресенье, то ли прошло больше времени, прежде чемонпоявился
снова. Я не стану утверждать, что в памяти моей точно сохранилисьдаты.Но
он опять был в церкви и потом шел с нами до дому. И он вошелвдом,чтобы
взглянуть напрекраснуюгерань,стоявшуюунасвокнегостиной.Мне
показалось, что оннеобратилнанееособоговнимания,но,собираясь
уходить, он попросил мою мать датьемуодинцветок.Онапредложилаему
выбрать самому, но он отказался - янемогпонятьпочему,-тогдаона
сорвала цветок и подала ему.