-- Корнеев! -- завопил Толстый. -- Так это вы воруете диван?! Какое
безобразие!
-- Идите вы все... -- сказал детина.
-- Вы грубиян!-- закричал Толстый.-- Вас гнать надо!Я навас
докладную подам!
-- Ну и подавайте,-- мрачно сказал Корнеев.-- Займитесь любимым
делом.
-- Не смейте разговаривать со мной в таком тоне!Вы мальчишка!Вы
дерзец! Вы забыли здесь умклайдет! Молодой человек мог пострадать!
-- Я уже пострадал,-- вмешался я. -- Дивана нет, сплю как собака,
каждую ночь разговоры... Орел этот вонючий...
Толстый немедленно повернулся ко мне.
-- Неслыханноенарушениедисциплины,-- заявил он.-- Вы должны
жаловаться...А вам должнобытьстыдно!--Онсноваповернулсяк
Корнееву.
Корнеев угрюмо запихивал умклайдет защеку.Тощийвдругспросил
тихо и угрожающе:
-- Вы сняли Тезис, Корнеев?
Детина мрачно ухмыльнулся.
-- Да нет там никакого Тезиса, -- сказал он.
-- Что вы все сепетите? Не хотите, чтобы мы диван воровали -- дайте
нам другой транслятор...
-- Вычитали приказ о неизъятии предметов из запасника?-- грозно
осведомился Тощий.
Корнеев сунул руки в карманы и стал смотреть в потолок.
-- Вам известно постановление Ученого совета? -- осведомился Тощий.
-- Мне,товарищДемин,известно,чтопонедельникначинается в
субботу, -- угрюмо сказал Корнеев.
-- Не разводите демагогию,-- сказал Тощий.-- Немедленно верните
диван и не смейте сюда больше возвращаться.
-- Не верну я диван,-- сказал Корнеев. -- Эксперимент закончим --
вернем.
Толстый устроил безобразную сцену."Самоуправство!.. -- визжал он.
-- Хулиганство!.." Гриф опять взволнованно заорал.Корнеев,не вынимая
рукизкарманов,повернулсяспинойишагнул сквозь стену.Толстяк
устремился за ним с криком: "Нет, вы вернете диван!" Тощий сказал мне:
-- Это недоразумение. Мы примем меры, чтобы оно не повторилось.
Он кивнул и тоже двинулся к стене.
-- Погодите!--вскричаля.--Орла!Орла заберите!Вместе с
запахом!
Тощий, уженаполовинувойдявстену,обернулсяи поманил орла
пальцем.Гриф шумно сорвался с печки и втянулся ему подноготь.Тощий
исчез.Голубойсветмедленнопомерк,сталотемно,вокноснова
забарабанил дождь.Я включил свет и оглядел комнату. В комнате все было
по-прежнему, только на печке зияли глубокие царапины от когтей грифа, да
на потолке дико и нелепо темнели рубчатые следы моих ботинок.
-- Прозрачноемасло,находящеесявкорове,--сидиотским
глубокомыслием произнесло зеркало -- не способствует ее питанию,но оно
снабжает наилучшим питанием, будучи обработано надлежащим способом.
Я выключил свет и улегся.На полубыложестко,тянулохолодом.
"Будет мне завтра от старухи", подумал я.
Глава шестая
-- Нет, -- произнес он в ответ
настойчивому вопросу моих глаз, --
я не член клуба, я -- призрак.
-- Хорошо, но это не дает вам права
расхаживать по клубу.
Г. Дж. Уэллс
Утромоказалось,чтодиванстоитна месте. Я не удивился. Я только
подумал, что так или иначе старуха добиласьсвоего:диванстоитводном
углу, а я лежу в другом. Собирая постель и делая зарядку, я размышлял о том,
чтосуществует,вероятно,некоторыйпределспособностикудивлению.
По-видимому,ядалекошагнулзаэтот предел. Я даже испытывал некоторое
утомление. Я пытался представить себе что-нибудь такое, чтомоглобыменя
сейчаспоразить, но фантазии у меня не хватало. Это мне очень не нравилось,
потому что я терпеть не могу людей, не способных удивляться.Правда, ябыл
далекотпсихологии"подумаешьэканевидаль",скорее,моесостояние
напоминало состояние Алисы в Стране Чудес: я был словно во сне и принимали
готовбылпринятьлюбоечудозадолжное,требующееболее развернутой
реакции, нежели простое разевание рта и хлопанье глазами.
Я еще делал зарядку,когда в прихожей хлопнула дверь,зашаркали и
застучаликаблуки,кто-тозакашлял,что-тозагремелоиупало,и
начальственный голос позвал: "Товарищ Горыныч!" Старуха не отозвалась, и
вприхожей начали разговаривать:"Что это за дверь?..А,понятно.А
это?" -- "Тут вход в музей".-- "А здесь?..Что это--всезаперто,
замки..."--"Весьмахозяйственная женщина,Янус Полуэктович.А это
телефон".-- "А где же знаменитый диван?В музее?" -- "Нет. Тут должен
быть запасник".
-- Это здесь,-- сказал знакомый угрюмый голос. Дверь моей комнаты
распахнулась,инапорогепоявилсявысокийхудощавыйстарикс
великолепной снежно-белой сединой,чернобровый и черноусый, с глубокими
чернымиглазами.Увидев меня (я стоял в одних трусах,руки в стороны,
ноги на ширине плеч),он приостановился и звучным голосом произнес:
-- Так.
Справа и слева от него заглядывали в комнату еще какие-толица.Я
сказал: "Прошу прощения", -- и побежал к своим джинсам. Впрочем, на меня
не обратили внимания.Вкомнатувошличетвероистолпилисьвокруг
дивана.Двоих я знал: угрюмого Корнеева, небритого, с красными глазами,
все в той же легкомысленнойгавайке,исмуглогогорбоносогоРомана,
которыйподмигнулмне,сделалнепонятныйзнакрукойисейчасже
отвернулся.