Он выругался на нее и схватился заеесумку,
выхватил несколько вещей и убежал прежде, чем онасмоглаемухорошенько
дать по морде.
- Чтоб тебе сгореть в Аду, сукин сын! - прокричала она, но тутволна
леденящего страха прошила ее, и она вздрогнула.
Ощущение, что на нее налетает товарный поезд, сверкнуло веемозгу.
Она не увидела, что ее сшибают, она просто почувствовала, чтоеевот-вот
собьют. Жесткое костлявое плечо швырнуло ее наполосудвижениямашинс
такой легкостью, будто тело ее превратилось в соломину, и в ту жесекунду
неизгладимая картина опалила ее мозг:гораразбитых,обугленныхкукол,
нет, не кукол, она осознала это, как только ее опять понесло поулице,у
кукол не бывает внутренностей, которые вылезают сквозьребра,небывает
мозгов, которые вытекают из ушей,небылозубов,которыевиднеютсяв
застывших гримасах мертвых. Она зацепилась ногой о каменный бордюр и упала
на мостовую, и машина вильнула, чтобы не ударить ее, и водителькричали
давил на гудок. Она былавпорядке,толькоответрасвелосудорогой
больной бок, и она с трудом встала на ноги, чтобы посмотреть, ктожетак
сильно ударил ее, но никто необращалнанееникакоговнимания.Зубы
СестрыУжасвыбивалидробьотхолода,охватившегоеенесмотряна
окружающую духоту жаркой полночи, ионапощупаларукойтам,где,она
знала, будет черный синяк, там, где этот подонок вдарил по ней.
- Ты, безбожное дерьмо! - завопила она накого-тонеизвестного,но
видение горы тлеющих трупов качалосьпередеевзоромистрахкогтями
вцепился в ее кишки.
Так кто же это был, шедший вдоль края тротуара, недоумевала она.Что
за чудовище в человеческойшкуре?Онаувиделапередсобойкинобудку,
рекламирующую боевики: "Лики смерти, часть 4" и "МондоБизарро".Подойдя
ближе, она увидела, что афишафильма"Ликисмерти,часть4"обещала:
"Сцены состолавскрытия!Жертвыавтокатастрофы!Смертьвогне!Не
урезанные и без цензуры!"
От закрытой двери кинотеатра веяло прохладой."Входите!"-гласила
надпись на двери. - "У нас естькондиционирование!"Нотутбылонечто
большее, чем просто кондиционирование. Прохлада была влажнаяизловещая,
прохлада теней, в которых росли ядовитыепоганки,иихрумяныекраски
умоляли дитя подойти, подойти и попробовать вкус этих конфет.
Рядом же прохлада поубавилась, смешиваясьспахучейжарой.Сестра
Ужас стояла перед этой дверью, и хотя она знала, что любимый Иисус былее
призванием и что любимый Иисус защитит ее,онатакжезнала,чтоиза
полную бутылку "Красного Кинжала", нет, даже за две полные бутылки онани
ногой не ступит внутрь этого кинотеатра.
Онаотступилаотдвери,наткнуласьнакого-то,ктообругали
оттолкнул ее в сторону, а потом опять пошла, куда - она не знала,идаже
не заботилась.
Щеки ее горели от стыда. Она испугалась,несмотрянато,
что любимый Иисус стоял на ее стороне.Онаиспугаласьвзглянутьзлув
лицо, она все-таки опять согрешила своим страхом.
Пройдядвакварталапослекинотеатра,онаувиделачернокожего
мальчика, засовывавшего пивную бутылку вглубинупереполненныхмусорных
контейнеров, стоявших в воротах развалившегося строения. Она притворилась,
что что-то ищет в своей сумке, пока он не прошел мимо, а потомступилав
эти ворота и стала шарить в поисках бутылки. В горле у нее такпересохло,
что хотя бы глоточек, хоть капельку жидкости...
Крысы пищали и бегалипоеерукам,ноонанеобращалананих
внимания, она видела их каждый день, гораздо больших, чем эти. Одна их них
сидела на краю контейнера и со свирепым недовольством пищала нанее.Она
швырнула в нее лежавшей среди мусора теннисной туфлей, и крыса пропала.
От мусора несло гнилью, запахом давно протухшего мяса.Онавыкопала
бутылку из-под пива и в смутном свете с радостью увидела, чтовнейеще
осталось несколько капель. Она быстро поднесла ее к губам, языкомпытаясь
ощутить вкус пива. Не обращая внимания напищащихкрыс,селаспинойк
шершавой кирпичнойстене.Когдаонаоперласьрукойназемлю,чтобы
усесться поудобнее, то коснулась чего-то мокрого и мягкого. Она посмотрела
туда, но, когда поняла, что это такое,топрижаларукукорту,чтобы
заглушить вскрик.
Оно было завернуто в несколько газетных листов,нокрысыпрогрызли
их. Затем они занялисьплотью.СестраУжаснемогласказать,какого
возраста оно было, было ли оно девочкой или мальчиком,ноегоглазана
крошечном лице были полуоткрыты, как будто дитя было в сладкой дреме.Оно
было голеньким, кто-то подбросил еговкучумусорныхбаков,мешкови
гниющих на жаре отбросов, словно сломанную игрушку.
- Ох, - прошептала она и подумала о промытом дождем шоссе инебесном
свете.
Отдаленный мужской голос произнес: "Дайте-ка ее мне, леди. Выдолжны
дать ее мне".
Сестра Ужас подняла мертвое дитя исталаукачиватьегонаруках.
Издалека донеслось биение бессмысленной музыки и крики продавцовсСорок
Второй Улицы, а Сестра Ужас приглушенным голосом напевала колыбельную:
- Баю-баю, баю-бай, детка-крошка, засыпай...
Она никак не могла вспомнить продолжение.
Голубой небесный свет и мужской голос,наплывающийсквозьвремяи
расстояние:
- Дайте мне ее, леди. Скорая помощь сейчас прибудет.
- Нет, - прошептала Сестра Ужас. Глаза широко раскрытыиничегоне
видят, слеза скатывается по щеке. - Нет, я не дам... ее...
Она прижала дитя к плечу, и крошечная головка откинулась. Тельце было
холодным. Вокруг Сестры Ужас в ярости визжали и прыгали крысы.
- О, Боже, - услышала она себя.
Потом подняла голову к полоске небаипочувствовала,какеелицо
исказилось, и злоба переполнила ее так, что она закричала:
- Где же Ты?
Голос ее отозвался эхом по всей улице и потонул в радостнойсуетев
двух кварталах отсюда.