Она уехала домой.
- Домой?
- Ну да, в тот дом, что мы обычно Называем Бзиком Седрика. Насамом-то
деле это ее бзик. Седрик вернулся в армию. Трудно поверить,но,похоже,в
молодости он был лихим офицером. Так вот, дом, бандюга сын, а тут еще власти
решили разместить в доме госпиталь - все одно к одному, иАнджелепришлось
вернуться, будет присматривать за всем сама. Там теперь кровать накровати,
сиделки и врачи - поджидают жертв воздушных налетов, акогдауженщиныв
поселке случился аппендицит, ее повезли оперировать засорокмиль,потому
что она не жертва, ну, она и умерла в дороге. Анджела начала по этому поводу
целую кампанию, и я просто удивлюсь, если она ничегонедобьется.Похоже,
она пришла к мысли, что мнеследуетпогибнутьнафронте.Матьтогоже
мнения. Чудно как-то. В былые времена, когда меня ивпрямьнеразхотели
взять к ногтю, всем было наплевать. А теперь, когда я не своей волей живув
праздности и безопасности, они видят в этом что-то постыдное.
- И у тебя не было новых девушек?
- Была одна, по имени Пупка Грин.Тебебыонанепонравилась.Мне
жилось очень скучно. Аластэр в Бруквуде, служит рядовым. Я ездилкним.У
них с Соней отвратная вилла, у самой площадки для игры в гольф, и онвсегда
там, когда не на службе. Онговорит,чтосамоехудшеевслужбе-это
развлечения. У них это два раза в неделю, все равночтовнаряд.Сержант
всегда выбирает Аластэра и при этом каждый раз шутит: "Пошлем нашего жуира".
В остальном, говорит Аластэр, у них всепо-компанейскиинепыльно.Питер
попал в секретные части, их натаскивают длявойнывАрктике.Унихбыл
большой отпуск, они тренировались на лыжах в Альпах. Ну, Эмброуза Силкаты,
наверное, не помнишь. Он задумал издавать новыйжурнал,чтобынеумирала
культура.
- Бедный ты, бедный... Ну ладно, одна надежда,чтотебенепридется
долго сидеть над книгой.
Многое, очень многое разумелось без слов между братом и сестрой.
Безил начал свою книгу в тот же вечер, точнееговоря,легнаковрик
перед столбомдыма,валившегоизкаминаввосьмиугольнойгостиной,и
отстукал на машинке перечень предположительных названий.
Слово к неразумным.
Продрома гибели.
Берлин или Челтенем: что выберет генеральный штаб?
Политика или генеральство: несколько неприятных вопросов штатского к
профессиональным солдатам.
Политика или профессионализм.
Тонкое искусство побеждать.
Былое искусство побеждать.
Как выиграть войну за шесть месяцев: простой учебник для честолюбивых
солдат.
Все они выглядели недурно вегоглазах,и,любуясьсписком,Безил
снова, в который уже раз за последние четыре месяца, поражался тому, как это
человеку его способностей не находится работы в нынешние-то времени.
Нугде
же тут победить, думал он.
Барбара сидела рядом с ним и читала. Услышав еговздох,онавытянула
руку и с сестринской нежностью погладила его по волосам.
- У нас страшно холодно,-сказалаона.-Незнаю,может,стоит
затемнить оранжерею. Тогда можно бы сидеть там по вечерам.
Внезапно в дверь постучали,ивгостинуювошлазакутаннаяпожилая
женщина в отделанных мехомперчатках;врукахунеебылэлектрический
фонарик, старательно заклеенный папироснойбумажкой;носеебылкрасен,
глаза слезились; она топала высокими резиновыми ботами, отрясая с нихснег.
Это была миссис Фремлин. Только дурная весть моглазаставитьеевыйтииз
дому в такую ночь.
- Я вошла сразу, - ненужно пояснила она.-Нехотеладожидатьсяна
холоде. У меня дурная новость: вернулись Конноли.
Это и правда была дурная новость. Затенесколькочасов,чтоБезил
пробыл в Мэлфри, он уже немало наслушался о Конноли.
- О господи, - сказала Барбара. - Где они?
- Там, в прихожей.
Устройство эвакуированных проходило в Мэлфри примерно тем жепорядком,
что и по всей стране, и в силуэтогообстоятельстваБарбара,исполнявшая
обязанности квартирьера, была не только постоянно занята, но ипревратилась
за последние четыре месяца из пользующейся всеобщей любовью женщины в фигуру
поистине устрашающую. Завидев ее машину, люди ударялись вбегапоукрытым
путям отхода, через боковые двери и конюшенные дворы, прямо поснегу,куда
угодно, лишь бы неслыхатьеепроникновенного"вы,безусловно,сможете
устроить у себяещеодного.Насейразэтомальчик,оченьпослушный
мальчуган", ибо городские власти старательно поддерживали приток беженцев, с
лихвой покрывавший убыль от возвращающихся к родным местамнедовольных.Не
многие из женщин, угрюмо сидевших на лужайке в первое утро войны, оставались
теперь в деревне. Некоторые уехали обратно немедленно,другиебезбольшой
охоты последовали за ними, встревоженные гадкими слушками о проделкахсвоих
мужей; одна вообще оказалась мошенницей:неимеясобственныхдетей,она
похитила из коляски чужого ребенка, чтобы обеспечить своюбезопасность,до
такой степени напугала ее агитация местных властей. Теперь налужайке,уже
не так угрюмо, собирались все больше дети, являя сельчанамсценкижизнив
другой части света. С ними мирились как с неудобствомвоенноговремени,а
иные даже снискали любовь своих хозяев. Но все местные жители, когда заходил
общий разговор об эвакуированных, словнопомолчаливомууговоруизбегали
упоминаний о семействе Конноли.
Ониявилиськакстихийноебедствие,безкакого-либовидимого
человеческого содействия; их имена не значились ни в одном списке;приних
не было никаких документов, за них никто неотвечал.Ихнашливпоезде,
после того как все пассажиры вышли, в вечер первого наплыва - онипрятались
под сиденьями.