Мое недовольствои
раздражение пропорционально росли.
-Ты очень жесток, - комментировал он. - ты принимаешь
самого себя слишком серьезно.
- Но разве ты не делаешь того же самого, - вставил я, -
принимая самого себя серьезно, когда ты рассердился на меня?
Онсказал,что сердиться на меня было самоедалекое,
чтоонтолькомогпридумать.Онвзглянулнаменя
пронзительно.
-То,что ты видел, не было согласием мира, -сказал
он.-летящаяиликаркающаяворонаникогданебывает
согласием. Это был знак!
- Знак чего?
-Оченьважноеуказание насчет тебя,-заметилон
загадочно.
Вэтотсамый момент ветер бросил сухую ветку прямок
нашим ногам.
-Вот это было согласием! - воскликнул он, и, взглянув
на меня сияющими глазами, залился смехом.
Уменябылотакоечувство,чтоондразнитменя,
создаваяправиластраннойигрыпомеретого,какмы
продвигаемся.Поэтому,ему-то можно было смеяться,ноне
мне.Мое недовольство опять полезло наверх, и я сказалему
все,что думаю о нем. Он совсем не был задет или обижен. Он
хохотал, и его смех вызывал во мне еще больше недовольства и
раздражения.Яподумал,что он намеренноставитменяв
дурацкоеположение.Ятут же решил, что сменядовольно
такой "полевой работы".
Явсталисказал, что хочу идти назадкегодому,
потому что я должен ехать в Лос-Анжелес.
-Сядь,- сказал он повелительно. - тыобидчив,как
стараяледи. Ты не можешь сейчас уехать, потому что мыеще
не кончили.
Яненавиделего.Яподумал,чтооннеприятнейший
человек.
Онначалнапеватьидиотскуюмексиканскуюнародную
песню.Онявно изображал какого-то популярногопевца.Он
удлинялнекоторые слоги и сокращал другие и превратил песню
всовершеннейшийфарс. Это было настолько комично,чтоя
расхохотался.
- Видишь, ты смеешься над глупой песней, - сказал он. -
нототчеловек, который поет ее таким образом ителюди,
которыеплатят за то, чтобы его послушать, не смеются.Они
считают это серьезным.
-Чтоты имеешь в виду? - спросил я. Я думал, чтоон
намеренноподобрал пример, чтобы сказать мне, что я смеялся
над вороной из-за того, что я не принимал ее серьезно, точно
также, как я не принимаю песню серьезно. Но он опять надул
меня.Онсказал, что я похож на этого певца итехлюдей,
которымнравитсяегопесня,мнительныйисмертельно
серьезныйвотношениивсякой чепухи, за которуюниктов
здравомумене даст ни гроша. Он затем возвратилсяназад,
какесли бы для того, чтобы освежить свою память.
Он затем возвратилсяназад,
какесли бы для того, чтобы освежить свою память.Повторив
все,чтоон сказал раньше на тему "изучатьрастения",он
подчеркнул,сударением,что еслиядействительнохочу
учиться,тоядолженпеределатьбольшуючастьсвоего
поведения.
Моечувствонедовольства росло до такой степени,что
мнеужеприходилосьделать огромныеусилиядаже,чтобы
делать заметки.
-Тыслишкомсерьезно себя принимаешь, -сказалон
медленно.- ты слишком чертовски важен в своихсобственных
глазах.Этодолжно быть изменено! Ты так чертовскиважен,
чтотычувствуешьсебя вправе раздражаться всем.Тытак
чертовскиважен,что ты можешь себе позволитьуйти,если
вещине складываются так, как тебе бы хотелось. Яполагаю,
тыдумаешь, все это показывает, что ты имеешь характер. Это
чепуха! Ты слаб и мнителен!
Япопытался изобразить протест, но он не поддался.Он
указал,чтоза всю мою жизнь я никогда ничего незакончил
из-зачувства неуместной важности, которую я связал с самим
собой.
Ябыл ошеломлен уверенностью, с которой он делалсвои
заявления. Они были правильны, конечно, и это заставило меня
чувствовать не только злость, но еще и угрозу.
-Важностьсамогосебя - этодругаявещь,которую
следуетбросить, точно так же, как личную историю, - сказал
он драматическим тоном.
Ядействительно не хотел с ним спорить. Было очевидно,
чтоянахожусьвужасноневыгодномположении.Онне
собирался идти назад к дому до тех пор, пока не будет готов,
а я не знал дорогу. Я вынужден был оставаться с ним.
Он сделал странное и внезапное движение, как бы понюхал
воздух вокруг себя. Его голова слегка вздрагивала медленно и
ритмично.Он,казалось,былвсостояниинеобычайной
алертности.Онповернулся и посмотрел на меня взглядом,в
которомбылиудивление и любопытство. Егоглазапрошлись
вверхивнизпо моему телу, какбыразыскиваячто-либо
особенное.Затем он резко поднялся и быстро пошел. Он почти
бежал. Я следовал за ним. Он выдерживал очень ускоренный шаг
примерновтечениечаса.Наконец,оностановилсяу
скалистогохолма,и мы уселись в тени куста.Бегтрусцой
совершенно утомил меня, хотя мое настроение улучшилось. Было
оченьстранно, как я изменился. Я чувствовал почти подъем в
товремя,как, когда мы начали бег трусцой,посленашего
спора, я был в ярости на него.
-Это очень странно, - сказал я, - но ядействительно
чувствую себя хорошо.
Яуслышалвдалеке карканье вороны. Он поднял палецк
правому уху и улыбнулся.
- Это был знак, - сказал он.
Небольшойкамень покатился вниз, издав хрустящий звук,
когда он упал в чапараль.
Он громко рассмеялся и указал пальцем в сторону звука.