Он снял свою шляпу и почесал виски с разыгранным
замешательством.
-Я имею уговор с тобой, - сказал он мягко. - у других
людейестьтакой же уговор с тобой. Когда-нибудь у тебяу
самогобудет такой уговор с другими. Скажем, что сейчас мой
черед. Однажды я обнаружил, что, если я хочу быть охотником,
достойнымсамоуважения,тоя должен изменитьсвойобраз
жизни. Обычно я очень много хлюпал носом и жаловался. У меня
быливескиепричиныктому,чтобычувствоватьсебя
обделенным.Яиндеец,ас индейцамиобращаются,какс
собаками.Яничего не мог сделать, чтобыисправитьтакое
положение.Поэтомувсе,что мне оставалось, такэтомоя
печаль. Но затем фортуна сжалилась надо мной, и некто научил
меняохотиться.Ия понял, что то, как я жил,нестоило
того, чтобы жить... Поэтому я изменился.
-Но я счастлив своей жизнью, дон Хуан. Зачем я должен
менять ее?
Онначал петь мексиканскую песню очень мягко, азатем
сталмурлыкатьее мотив. Его голова покачиваласьвверхи
вниз, следуя ритму песни.
-Тыдумаешь, что ты и я равны? - спросилонрезким
голосом.
Еговопросзасталменя врасплох. Яощутилстранное
гудениев ушах, как если бы он действительно выкрикнул свои
слова,чего он на самом деле не сделал. Однако в его голосе
был металлический звук, который отозвался у меня в ушах.
Япоковырялв левом ухе мизинцем левой руки. Моиуши
чесалисьвсевремя,и я постоянно инервнопротиралих
изнутри мизинцами. Эти движения были подрагиваниями моих рук
целиком.
ДонХуанследилзамоимидвижениямисявной
заинтересованностью.
- Ну... Равны мы? - спросил он.
- Конечно, мы равны, - сказал я.
Вдействительности,яоказывалснисхождение.Я
чувствовалк нему очень большое тепло, несмотря на то,что
временамияпросто не знал, что с ним делать. И всежея
держалв уголке своего мозга, хотя никогда и непроизносил
этого,верувто, что я, будучистудентомуниверситета,
человекомцивилизованногозападногомира, былвыше,чем
индеец.
- Нет, - сказал он спокойно. - мы не равны.
- Но почему же, мы действительно равны, - запротестовал
я.
-Нет,- сказал он мягким голосом, - мы неравны.Я
охотник и воин, а ты - паразит.
У меня челюсть отвисла. Я не мог поверить, что дон Хуан
действительносказалэто.Яуронилзаписнуюкнижкуи
оглушено уставился на него, а затем, конечно, я разъярился.
Онвзглянул на меня спокойными и собранными глазами. Я
отвелглаза,изатем он начал говорить. Онвыражалсвои
словаясно. Они текли гладко и смертельно. Он сказал, что я
паразитируюза счет кого-либо другого.
Они текли гладко и смертельно. Он сказал, что я
паразитируюза счет кого-либо другого. Он сказал, что яне
сражаюсьвсвоих собственных битвах, но в битвахкаких-то
неизвестныхлюдей, что я не хочу учиться о растениях или об
охоте или о чем-нибудь еще, и что его мир точных поступков и
чувств,и решений был бесконечно более эффективен, чемтот
разболтанный идиотизм, который я называю "моя жизнь".
Послетого,какон окончил говорить, я былнем.Он
говорил без агрессивности или недовольства, но с такой силой
и в то же время с таким спокойствием, что я даже не сердился
больше.
Мы молчали. Я чувствовал раздражение и не мог думать ни
очем и не мог ничего подходящего сказать. Я ждал, покаон
нарушиттишину.Проходиличасы.ДонХуанпостепенно
становился неподвижным, пока его тело не приобрело странную,
почтипугающуюзастывшесть.Егосилуэтсталотрудно
различать по мере того, как темнело. И, наконец, когда стало
совершеннотемновокруг нас, он слился с чернотойкамней.
егосостояниенеподвижностибылотакимполным,что,
казалось,он не существует больше. Была уже полночь,когда
я,наконец,понял,чтоонможетибудетоставаться
неподвижнымв этой глуши в этих скалах, может быть, всегда,
еслиемутакнужно. Его мир точных поступков ичувстви
решений был действительно выше моего.
Я тихо дотронулся до его руки, и слезы полились у меня.
Глава7.Быть недостижимым.
Четверг, 29 июня 1961 года.
Опятьдон Хуан, как он это делал каждый день в течение
почтинедели, держал меня под очарованием всяческихособых
деталейнасчет поведения дичи. Сначала он объяснил, азатем
разработалряд охотничьих тактик, основанных на том, что он
называл"повороты куропаток". Я настолько полностью ушелв
егообъяснения, что прошел целый день, а я не заметил,как
бежитвремя.Ядаже забыл съесть лэнч.ДонХуансделал
шутливоезамечание, что это совершенно необычное для меня -
пропустить еду.
Кконцудняонпоймалпятькуропатоквкрайне
хитроумную ловушку, которую он научил меня собирать.
- Двух нам хватит, - сказал он и отпустил троих.
Затемоннаучил меня, как жарить куропаток.Яхотел
наломать кустарника и сделать жаровню так, как делал это мой
дед,перекладывая дичь веточками и обмазывая ее глиной.Но
донХуан сказал, что нет никакой нужды калечитькустарник,
поскольку мы уже убили куропаток.
Окончивесть,мыочень ленивопошливнаправлении
скалистогоместа. Мы уселись на склон песчаникового холма,
и я шутливо сказал, что если бы он поручил все это дело мне,
тоя бы зажарил все пять куропаток, и что мой шашлык был бы
не хуже, чем его жаркое.
-Безсомнения, - сказал он. - но если бы ты всеэто
сделал, то мы, быть может, никогда не смогли бы покинуть это
место в целости.