Онсохранялэтотстранный взгляд втечениедолгого
времени.
- Как я могу знать, кто я есть, когда я есть все это, -
сказалон,указывая на окружающее жестом головы. Затемон
взглянул на меня и улыбнулся.
-Мало-помалу ты должен создать туман вокруг себя.Ты
долженстеретьвсевокруг себя до техпор,поканичего
нельзябудетсчитать само собой разумеющимся. Поканичего
уженеостанетсянаверняка или реального.Твояпроблема
сейчасвтом, что ты слишком реален. Твоиусилияслишком
реальны.Твои настроения слишком реальны. Не принимайвещи
настолько сами собой разумеющимися. Ты должен начать стирать
себя.
- Для чего? - спросил я ошеломлено.
Мнестало ясно, что он предписывает мне поведение. Всю
своюжизнь я подходил к переломному моменту, когда кто-либо
пыталсясказатьмне, что делать. Простая мысль о том,что
мнебудут говорить, что делать, вызывала во мненемедленно
активный протест.
-Ты сказал мне, что хочешь изучать растения, - сказал
онспокойно.-ты хочешь что-то получитьдаром?Чтоты
думаешьоб этом? Мы условились, что ты будешь задаватьмне
вопросы,ия буду говорить тебе то, что я знаю. Еслитебе
это не нравится, то нам больше нечего сказать друг другу.
Егоужасная прямота вызывала во мне чувствопротеста,
но внутри себя я сознавался, что он прав.
-Давайтогда сделаем так, - продолжал он. - еслиты
хочешьизучатьрастенияи поскольку онихдействительно
нечего сказать, то ты должен среди прочих вещей стереть свою
личную историю.
- Как? - спросил я.
- Начни с простых вещей. Таких, как не говорить никому,
чтоты в действительности делаешь. Затем ты должен оставить
всех, кто тебя хорошо знает. Таким образом, ты создашь туман
вокруг себя.
-Но ведь это абсурдно! - протестовал я. - почему люди
не должны знать обо мне? Что в этом плохого?
-Плохое здесь то, что, если они однажды тебяузнали,
тотыужестановишьсячем-тотаким,чтосамособой
разумеется,и,начиная с этого момента, ты уженеможешь
порватьсвязь с их мыслями. Лично я люблю полную свободу-
бытьнеизвестным.Никтонезнаетменясзастывшей
уверенностью, так, как люди знают тебя, например.
- Но это было бы ложью.
- Мне нет дела до лжи или правды, - сказал он жестко. -
ложь есть ложь, только если ты имеешь личную историю.
Ясталвозражать,чтомнененравитсянамеренно
мистифицироватьлюдейиливводить их взаблуждение.Его
ответом было то, что я и так всех ввожу в заблуждение.
Старикзатронулбольноеместов моейжизни.Яне
преминулспроситьего,что он имел в виду подэтим,или
откудаон узнал, что я все время ввожу людей в заблуждение.
Яне
преминулспроситьего,что он имел в виду подэтим,или
откудаон узнал, что я все время ввожу людей в заблуждение.
Япростопрореагировална егозаявления,защищаясьпри
помощиобъяснения. Я сказал, что я с болью сознаю, чтомоя
семьяи мои друзья считают меня ненадежным, в то время, как
в действительности я никогда в своей жизни не солгал.
-Тывсегдазнал,каклгать,-сказалон.-и
единственнаявещь, которая отсутствовала, это то, что ты не
знал, зачем это делать. Теперь ты знаешь.
Я запротестовал.
-Разве ты не видишь, что я действительно оченьустал
от того, что люди считают меня ненадежным, - сказал я.
-Атыдействительноненадежен,-заметилонс
убеждением.
- Черт подери, это не так! - воскликнул я.
Моенастроениевместотого,чтобыподвестиегок
серьезности,заставилоегоистерическисмеяться.Я
действительнотерпетьнемогэтого стариказавсеего
ужимки.Кнесчастью, он был прав относительно меня.Через
некоторое время я успокоился, и он продолжал говорить.
Когданеимеешь личной истории, - объяснил он,-то
ничего,что бы ты ни сказал, не может быть принято за ложь.
Твоябедавтом, что ты вынужденобъяснятьвселюбому,
импульсивно,и в то же время ты хочешь сохранить свежесть и
новизнутого, что ты делаешь. Что ж, поскольку ты не можешь
бытьвосхищеннымпосле того, как ты объяснил все,чтоты
делаешь, то ты лжешь для того, чтобы продолжить эти чувства.
Ябылдействительноошеломленмасштабомнашего
разговора.Язаписал все его детали наилучшим образомкак
толькосмог, концентрируя внимание на том, что онговорит,
вместо того, чтобы размышлять о собственной предвзятости или
о его значении.
-Сэтогомомента, - сказал он, - тыдолженпросто
показыватьлюдям все, что ты найдешь нужным импоказывать,
но при этом никогда не говорить точно, как ты это сделал.
-Я не могу держать секреты! - воскликнул я. - то, что
ты говоришь, бесполезно для меня.
-Тогдаизменись! - сказал он отрывисто,сяростным
блеском в глазах.
Онвыглядел,как странное дикое животное, и втоже
времяегомыслии слова былипредельносвязанными.Мое
раздражениеуступиломестосостояниюнеприятного
замешательства.
-Видишь,-продолжал он, - у насестьтолькодва
выбора.Мы или принимаем все, как реальное, наверняка,или
мыэтого не делаем. Если мы следуем первому, то мыкончаем
тем,что до смерти устаем от самих себя и от мира. Еслимы
последуем второму и сотрем личную историю, мы создадим туман
вокругнас, очень восхитительное и мистическое состояние, в
котором никто не знает, откуда выскочит заяц, даже мы сами.