Но несмотря на качку, от которой вода вокруг ходила ходуном, он ощущал
глубокое облегчение,а возможность держаться за какую-тоопорупридавала
сил.Оничерезполчаса,когда шторм уже прошел,так и держался за ту
скамью.
Все, казалось,длилось совсем чуть-чуть: секунду назад его безудержно
швыряло вверх-вниз,а потом вдруг настала тишина. Подняв голову, он увидел
среди косматых, всклоченных туч синюю прогалину неба.
Ветер ослаб до кроткого,ровного дуновения.Вода в ладьебольшене
плескалась, она стала тихой и безмятежной, будто в пруду. Неприкрытую спину
ласково припекало солнце. Найл давно не испытывал такого блаженства.
На судне царил полный кавардак.Все плавало: канатные бухты, бочонки,
сундуки, весла.
Найл, поднявшись,долго всматривался через борт, но ни одной ладьи не
было видно. А вот у горизонта на севере постепенно проступала полоска суши.
Подняли парус, закрепили в нужном положении румпель.
Затем все,кто был на борту,принялись вычерпыватьизладьиводу.
Черезполчаса в центральном проходе осталась лишь узкая лужица.Вместе со
всеми трудился и Найл, орудуя деревянным черпаком.
На его душе было тепло, отрадно: вот так работать рядом с мускулистыми
красавцами-моряками,внося посильную лепту в наведение порядка после того,
что наделалшторм.Воттеперь(опасность-томиновала)всеблагодушно
улыбались.Приятно было видеть,что им,Найлом,больше не пренебрегают,
обращаются как с ровней.
Один из моряков вручил юноше сумку.Вся едавней,кромеопунций,
безнадежно раскисла.
Но, главное,увесистая металлическая трубка была на месте,из-за нее
сумку не унесло волной.
Теперь происшедшее казалось сном.Как ни в чемнебывалопалилос
пронзительносинегонебасолнце,и на досках вскоре не осталось и следа
сырости.Впитывая вожделенное тепло,наобоихконцахладьинеподвижно
распластались пауки.Одному из них, которого спас Найл, вышибло от удара о
скамьи клык, а из сломанной ноги сочилась струйка крови. Невольно бросалось
в глаза,что моряки стараются не подходить к паукам близко,скорее всего,
не из боязни,а из уважения та, благоговейного трепета. Эти твари для них,
похоже, были едва ли не символом религиозного поклонения.
Встав на скамью, юноша пристально вглядывался в приближающуюся землю.
Тут кто-топохлопалего по плечу - опять старшая.В руках у нее был
металлический кубок, который она протягивала юноше.
В кубке искрилась на солнце золотистая жидкость.Найл принял кубокс
улыбкойблагодарности(наглотавшисьсоленойводы,онтеперь испытывав
свирепуюжажду)иобеимирукамиподнесегокгубам.Этооказался
сладковатый перебродивший напиток,похожий на тот, что настаивался у отца,
только куда крепче,душистее и, разумеется, вкуснее. Женщина взяла кубок у
Найла, заглянула юноше в глаза и начала пить с другого края.
Тут доНайладошло,что,оказывается,морякипобросалиработу и
смотрят на него.
Женщина взяла кубок у
Найла, заглянула юноше в глаза и начала пить с другого края.
Тут доНайладошло,что,оказывается,морякипобросалиработу и
смотрят на него.Напиток,понял он, был не просто щедрым подношением. Это
какой-торитуал.Ночтобыэтомогло означать?Лишь бросив взгляд на
распростертого подсолнцемвожакасперебитой,неестественновыгнутой
лапой, он догадался.
Это своеобразный жест благодарности за спасение жизни.
Выпив пьянящий сок,служительница улыбнулась юноше, затем перевернула
кубок вверх дном,стряхнула последнюю каплю на доски прохода и повернулась
спиной. Только тогда моряки опять взялись за работу.
От выпитогоНайлусталолегко,потелупрокатилась теплая волна,
прошла усталость.Одновременно он почувствовал:егоумслилсясумами
моряков.Юноша ощущал их радость оттого,что шторм благополучно миновал и
судно подходит к земле. Но вот что странно, Найл никак не мог воспринять их
сознания обособленно, каждое в отдельности.
Пытаясь вглядетьсявразум одного из матросов,он словно бы смотрел
сквозь него в разум соседа,а изнего-вчей-нибудьеще,итакдо
бесконечности.Этонапоминало чем-то коллективный разум муравьев.Каждый
человек как будто одновременно был и никем, и всеми.
Единственное исключение составляла служительница.
Только у нее он разглядел четко выраженные личностные черты характера,
твердоепониманиесвоейзначимостииответственностизарешенияи
требования к другим.Но все равно ее сущность отличалась отсущностиего
матери или Ингельд,не говоря уже о своенравной Мерлью.У этой женщины не
было ни глубоких мыслей, ни желания разобраться в себе.
Один из моряков,зычно гикнув,указал рукой через правый борт. Найл,
вскочив,до рези в глазах всмотрелся в безмятежный морской простор. Вдали,
в голубоватой дамке,виднелись две другие ладьи -единственное,чегоне
доставало юноше для его нехитрого счастья.
До берега оставалось совсем немного,и можно было различить скалистую
береговую линию,отороченную острыми пиками изъеденныхнеотступнымморем
утесов, и сползающие к морю зеленые поля.
Ровно, спокойнодышащийветерплавно подносил судно к суше,словно
извиняясь за проявленный вморедурнойхарактер.Когдаподошлиближе,
показалисьдеревьяи желтый утесник.Мимо с жужжанием пронеслась крупная
пчела. Но нигде, сколько ни вглядывался, юноша не заметил следов человека.
Гребцы налегали на весла под ритмичное постукивание.
Примерно пару миль ладья шла вдольбереганазапад.Ивот,когда
обогнулимыс,взоруоткрылосьпервоетворениечеловеческихрук-
белокаменная гавань,нестерпимояркаявсолнечныхлучах.Ветерутих,
сильнеесталачувствоватьсяжара.Мимопроплылскалистыйостровокс
обломком башни,высоченные гранитные блоки вбеспорядкевалялисьвокруг
фундамента.