Ее
голос приятной дрожью щекотал нервы.
Сэм побаивался ее. Но, будучи Сэмом Ридом, устремилсяименновэту
западню. Он привык встречать опасность лицом клицу,иеслиневозможно
изгнать из мыслей это бархатное создание, лучше попытаться пресытиться ею.
Он собирался пресытиться ею как можно скорее.
Розата задумчиво тронула одну струну лиры. Она сказала:
- Я слышала сегодня утором кое-что интересное.ДжимШеффилдбольше
вас не любит. Это правда, Сэм?
Сэм бесстрастно сказал:
- Я задал вам вопрос.
- Я тоже.
- Хорошо. Это правда. Я оставлю вам в завещании годовойдоход,если
Джим доберется до меня первым. Это вас беспокоило?
Она вспыхнула итакдернуластруну,чтотаисчезлавяростной
вибрации.
- Я отшлепаю вас, Сэм Рид. Вы знаете, я и сама могу зарабатывать.
Он вздохнул. Могла, и это делало особенно трудным спор с ней.Розата
была популярной певицей. Если она придет к нему, то не из-за денег. Иэто
тоже делало ее опасной для его душевного спокойствия.
Медленнаямузыка,соответствовавшаямедленнымповоротамкомнаты.
прекратилась. Мелодичный удар прозвенел ввоздухе,всецветныеоблачка
зашевелились. Розата встала, прижав к бедру узкую высокую лиру.
- Это меня, - сказала она. - Яподумаю,Сэм.Дайтемненесколько
дней. Вам может быть очень плохо со мной.
- Я знаю, что мнебудетплохосвами.Идитепойтесвоюпесню.
Увидимся после карнавала, но не из-за ответа. Я знаю ответ. Вы придете.
Она рассмеялась и отошла от него, на ходу трогаяструныинапевая.
Сэм видел, как вслед оборачивались восхищенные лица.
Прежде чем ее песнякончилась,онвсталивышелизвращающейся
комнаты,слышазасобойбархатныйголос,певшийжалобусказочной
Женевьевы. Ни одной фальшивойноты.Онаблестящепреодолевалатрудные
бемоли, которые придавали старой, старой песне ее минорную плаксивость.
- О Женевьева, милая Женевьева, дни приходят, дни уходят... - плакала
Розата, глядя на уходящего Сэма. Кончив петь, онабыстропрошлавсвою
туалетную комнату и набрала на коммутаторе код Шеффилда.
- Слушай, Джим, - быстро заговорила она,когдаегосмуглоехмурое
лицо появилось на экране. - Я только что разговаривала с Сэмом, и...
Если бы Сэм слышал это, он, вероятно, тутжеубилбыее.Ноон,
разумеется,неслышал.Вмоментэтогоразговораонстолкнулсясо
случайностью, которая стала поворотным пунктом его жизни.
Этой случайностью была другаяженщинавголубом.Прогуливаясьпо
движущемуся пути, и набросила угол своего тонкого, какпаутинка,платья,
на голову, как вуаль. Глаз Сэма уловил движение и цвет, ионостановился
так внезапно, что с обеих сторон люди столкнулись с ним, и один повернулся
к нему с ворчанием, готовый затеять ссору.
Нотутонувиделгранитное
лицо, с длинными челюстями, с напряженными складками, шедшими относако
рту, и без явной причины отвернулся, отказавшись от своей мысли.
Поскольку образ Розаты былпо-прежнемуяроквегосознании,Сэм
посмотрел на женщину с меньшим энтузиазмом, чем сделал бы этонесколькими
днями ранее. Но глубоко в его сознанииожиловоспоминание,ионстоял
неподвижно, глядя на женщину.ВетерокотдвиженияПутишевелилвуаль
вокруг ее лица, так, что в ееглазахдвигалисьтени,голубыетениот
голубой вуали в густо затененных голубых глазах. Она была прекрасна.
Сэм отбросил назад облако розового коралловогодыма,поколебался-
что совсем не было естественнымдлянего,-затемрешительнымжестом
подтянул свой позолоченный пояс и пошел вперед большими шагами,посвоей
привычке ступая мягко и неслышно. Он незнал,почемулицоженщины,ее
бархатное голубое платье обеспокоили его. Онзабылтотдавнопрошедший
карнавал, на котором впервые увидел ее.
Во время карнавала не существует социальных барьеров -теоретически.
Сэм в любом случае мог заговорить. Он подошел к ней по движущейся ленте и,
не улыбаясь, посмотрел ей в лицо. На одном уровне она оказалась выше,чем
он. Очень стройная, оченьэлегантная,сналетомграциознойусталости,
которая культивировалась в башнях. Сэм не знал, соблюдала ли она модуили
эта усталость и грациозность были естественны для нее.
Голубое платье плотно натянуто на футляр из гибкогозолота,который
просвечивал сквозьпрозрачнуюголубизну.Волосыее-экстравагантный
каскад черно - синих локонов - окружали узкое лицоисобиралисьшироким
золотым кольцом в корону на голове, спадая оттуда волной до самой талии.
Уши ее пронзены с обдуманным варварством,ивкаждоймочкевисит
золотой колокольчик. Это проявление общей модынаварварство.Следующий
сезон мог увидеть золотое кольцо в носу, и эта женщина будет носить егос
той же пренебрежительной элегантностью, с которой она теперь повернулась к
Сэму Риду.
Он не обратилнаэтовнимания.Сказалспокойнымголосом,каким
произносят приказы: "Можете пойти со мной" и протянул согнутую руку в знак
приглашения.
Она слегка отвела назад голову и посмотрела нанего.Возможно,она
улыбалась. Определить этобылотрудно,таккакунеебылделикатно
изогнутый рот, какой изображали на многих имперских портретах. Если онаи
улыбалась, то надменной улыбкой. Тяжелый водопадлоконов,казалось,еще
больше оттягивал ее голову назад.
Несколько мгновений она стояла так, глядя на него, иколокольчикив
ее ушах не звякнули.
В Сэме, на первый взгляд обычном приземистом плебее, как и все прочие
представители низших классов, второйвзглядоткрывалдлявнимательного
взгляда много кричащих противоречий. Он прожил уже около 40 летсосвоим
всепоглощающим гневом. Следы ярости были на его лице, идажеотдыхаяон
выглядел как человек, напряженно борющийсясчем-то.